Неточные совпадения
— Спасибо Сашке Топоркову! спасибо! — говорил
он, очевидно забывая, что тот же Топорков обольстил
его насчет сахара. — «Ступай, говорит, в Крутогорск, там, братец, есть винцо тенериф — это, брат, винцо!» Ну, я, знаете, человек военный, долго не думаю: кушак да шапку или, как сказал мудрец, omnia me cum me… [Все свое ношу
с собою (от искаженного лат. omnia mea mecum porto).] зарапортовался! ну, да все равно! слава
богу, теперь уж недалечко и до места.
И за всем тем чтоб было
с чиновниками у
него фамильярство какое — упаси
бог! Не то чтобы водочкой или там «братец» или «душка», а явись ты к
нему в форме, да коли на обед звать хочешь, так зови толком: чтоб и уха из живых стерлядей была, и тосты по порядку, как следует.
Повторяю вам, вы очень ошибаетесь, если думаете, что вот я призову мужика, да так и начну
его собственными руками обдирать… фи! Вы забыли, что от
него там
бог знает чем пахнет… да и не хочу я совсем давать себе этот труд. Я просто призываю писаря или там другого, et je lui dis:"Mon cher, tu me dois tant et tant", [и я
ему говорю «Дорогой мой, ты мне должен столько то и столько то» (франц.).] — ну, и дело
с концом. Как уж
он там делает — это до меня не относится.
Слова нет, надо между
ними вводить какие-нибудь новости, чтоб
они видели, что тут есть заботы, попечения, и все это, знаете, неусыпно, — но какие новости? Вот я, например, представил проект освещения изб дешевыми лампами. Это и само по себе полезно, и вместе
с тем удовлетворяет высшим соображениям, потому что l’armée, mon cher, demande des soldats bien portants, [армия, дорогой мой, требует здоровых солдат (франц.).] а
они там этой лучиной да дымом
бог знает как глаза свои портят.
В одном углу торчала этажерка
с множеством трубок, а в другом шкап, но и в
нем хранились не книги, а разбитые бутылки, подсвечники, сапожная щетка,
бог весть откуда зашедшая, синяя помадная банка и вообще всякий хлам.
— Конечно-с, мы
с ним ездили на лодке,
с хозяином-с; это я перед вашим высокоблагородием как перед богом-с… А только каким манером
они утонули, этого ни я, ни товарищ мой объясниться не можем-с, почему что как на это
их собственное желание было, или как
они против меня озлобление имели, так, может, через эвто самое хотели меня под сумнение ввести, а я в эвтом деле не причастен.
—
Оно конечно-с, — сказал
он, — ваше высокоблагородие над нами властны, а это точно, что я перед
богом в эвтом деле не причинен. Против воли хозяйской как идти можно? сами вы извольте рассудить.
— Ваше высокоблагородие! — сказал Пересечкин, обращаясь к Якову Петровичу, — вот-с, изволите сами теперича видеть, как
они меня, можно сказать, денно и нощно обзывают… Я, ваше высокоблагородие, человек смирный-с, я, осмелюсь сказать, в крайности теперича находился и ежели согрешил-с, так опять же не перед
ними, а перед богом-с…
— Был
с нами еще секретарь из земского суда-с, да столоначальник из губернского правления… ну-с, и
они тут же… то есть мещанин-с… Только были мы все в подпитии-с, и отдали
им это предпочтение-с… то есть не мы, ваше высокоблагородие, а Аннушка-с… Ну-с, по этой причине мы точно
их будто помяли… то есть бока ихние-с, — это и следствием доказано-с… А чтоб мы до чего другого касались… этого я, как перед
богом, не знаю…
— Это единому
богу известно-с, — отвечал
он, бросивши на меня угрюмый взгляд.
— А вор, батюшка, говорит: и знать не знаю, ведать не ведаю; это, говорит,
он сам коровушку-то свел да на меня, мол, брешет-ну! Я
ему говорю: Тимофей, мол, Саввич,
бога, мол, ты не боишься, когда я коровушку свел? А становой-ет, ваше благородие, заместо того-то, чтобы меня, знашь, слушать, поглядел только на меня да головой словно замотал."Нет, говорит, как посмотрю я на тебя, так точно, что ты корову-то украл!"Вот и сижу
с этих пор в остроге. А на что бы я ее украл? Не видал я, что ли, коровы-то!
Жили у нас, ваше благородие, в городе барышни, а мы у
них в кучерах наймовались; жили старушки смирно,
богу молились, капитал сберегали-с…
Ну, это точно, что мы
им богу помолиться дали, да опосля и прикончили разом обеих… даже не пикнули-с!
Лет за пятнадцать до смерти принял родитель иночество от некоего старца Агафангела, приходившего к нам из стародубских монастырей.
С этих пор
он ничем уж не занимался и весь посвятил себя
богу, а домом и всем хозяйством заправляла старуха мать, которую
он и называл «посестрией». Помню я множество странников, посещавших наш дом: и невесть откуда приходили
они! и из Стародуба, и
с Иргиза, и
с Керженца, даже до Афона доходили иные; и всех-то отец принимал, всех чествовал и отпускал
с милостыней.
Конечно, сударь, и отец и дед мой, все были люди семьянистые, женатые; стало быть, нет тут греха. Да и
бог сказал:"Не добро быти единому человеку". А все-таки какая-нибудь причина тому есть, что писание, коли порицает какую ни на есть вещь или установление или деяние, не сравнит
их с мужем непотребным, а все
с девкой жидовкой,
с женой скверной. Да и Адам не сам собой в грехопадение впал, а все через Евву.
Оно и выходит, что баба всему будто на земле злу причина и корень.
— Меры она точно что принять может-с, да и запираться будет непременно, однако на это обращать внимания не следует, потому как
с ними один разговор — под арест-с, а там как
бог рассудит… А впрочем, вашему высокоблагородию насчет этого дела и опасаться нельзя-с, потому как тут и истцы налицо…
— Так-с; а то мы завсегда готовы… У нас, ваше благородие, завсегда и ворота, и горницы все без запору… такое уж Иван Демьяныч, дай
бог им много лет здравствовать, заведение завел… А то, коли
с обыском, так милости просим хошь в эту горницу (она указывала на кладовую), хошь куда вздумается… Так милости просим в наши покои.
— В скитах чего уж со мной не делали! вот эта самая Мавра Кузьмовна надо мною тешилась: и в холодний-то чулан запирала, и голодом морила, и на цепь саживала. Думаю я так, что оне
с Манефой Ивановной извести меня захотели, чтоб я, значит, померла, и
им после того родительский капитал весь получить. Только, видно,
бог не попустил до этого; хошь и больно я от ихних побоев захворала, однако разрешилась благополучно младенцем…
— Нет, доченька, — сказал
он, вздохнувши и махнув рукой, — нам теперича об эвтом разговаривать нечего; живи
с богом да не поминай нас лихом, потому как мы здешнего света уж не жильцы… что ж, ваше благородие, спрашивать, что ли, будете или прямиком на казенную фатеру прикажете?
Пошел я на другой день к начальнику, изложил
ему все дело; ну,
он хошь и Живоглот прозывается (Живоглот и есть), а моему делу не препятствовал. «
С богом, говорит, крапивное семя размножать — это, значит, отечеству украшение делать». Устроил даже подписку на бедность, и накидали нам в ту пору двугривенными рублей около двадцати. «Да ты, говорит, смотри, на свадьбу весь суд позови».
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера,
с тем чтобы отправить
его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Говорят, что я
им солоно пришелся, а я, вот ей-богу, если и взял
с иного, то, право, без всякой ненависти.
Сначала
он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к
нему не поедет, и что
он не хочет сидеть за
него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился
с ним, тотчас переменил мысли, и, слава
богу, все пошло хорошо.
Бобчинский.
Он,
он, ей-богу
он… Такой наблюдательный: все обсмотрел. Увидел, что мы
с Петром-то Ивановичем ели семгу, — больше потому, что Петр Иванович насчет своего желудка… да, так
он и в тарелки к нам заглянул. Меня так и проняло страхом.
Глеб —
он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, //
С родом,
с племенем; что народу-то! // Что народу-то!
с камнем в воду-то! // Все прощает
Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!