Неточные совпадения
После обеда она ушла в образную, велела засветить
все лампадки и затворилась, предварительно заказав истопить баню.
Подали чай, потом завтрак, в продолжение которых Арина Петровна
все жаловалась и умилялась сама над собой.
После завтрака она пригласила сыновей в свою спальную.
— Оттого и будет повестки присылать, что не бессудная. Кабы бессудная была, и без повесток бы отняли, а теперь с повестками. Вон у товарища моего, у Горлопятова, дядя умер, а он возьми да сдуру и прими
после него наследство! Наследства-то оказался грош, а долгов — на сто тысяч: векселя, да
все фальшивые. Вот и судят его третий год сряду: сперва дядино имение обрали, а потом и его собственное с аукциону продали! Вот тебе и собственность!
Он выговорил
все это залпом, злобствуя и волнуясь, и затем совсем изнемог. В продолжение, по крайней мере, четверти часа
после того он кашлял во
всю мочь, так что было даже удивительно, что этот жалкий человеческий остов еще заключает в себе столько силы. Наконец он отдышался и закрыл глаза.
Вот наконец
все, слава Богу, наелись и даже выспались
после обеда...
В таком духе разговор длится и до обеда, и во время обеда, и
после обеда. Арине Петровне даже на стуле не сидится от нетерпения. По мере того как Иудушка растабарывает, ей
все чаще и чаще приходит на мысль: а что, ежели… прокляну? Но Иудушка даже и не подозревает того, что в душе матери происходит целая буря; он смотрит так ясно и продолжает себе потихоньку да полегоньку притеснять милого друга маменьку своей безнадежною канителью.
День потянулся вяло. Попробовала было Арина Петровна в дураки с Евпраксеюшкой сыграть, но ничего из этого не вышло. Не игралось, не говорилось, даже пустяки как-то не шли на ум, хотя у
всех были в запасе целые непочатые углы этого добра. Насилу пришел обед, но и за обедом
все молчали.
После обеда Арина Петровна собралась было в Погорелку, но Иудушку даже испугало это намерение доброго друга маменьки.
Но мечтания эти покуда еще не представляли ничего серьезного и улетучивались, не задерживаясь в его мозгу. Масса обыденных пустяков и без того была слишком громадна, чтоб увеличивать ее еще новыми, в которых покамест не настояло насущной потребности. Порфирий Владимирыч
все откладывал да откладывал, и только
после внезапной сцены проклятия спохватился, что пора начинать.
Вообще это был человек, который пуще
всего сторонился от всяких тревог, который по уши погряз в тину мелочей самого паскудного самосохранения и которого существование, вследствие этого, нигде и ни на чем не оставило
после себя следов.
Но наконец узнать все-таки привелось. Пришло от Петеньки письмо, в котором он уведомлял о своем предстоящем отъезде в одну из дальних губерний и спрашивал, будет ли папенька высылать ему содержание в новом его положении.
Весь день
после этого Порфирий Владимирыч находился в видимом недоумении, сновал из комнаты в комнату, заглядывал в образную, крестился и охал. К вечеру, однако ж, собрался с духом и написал...
Это случилось вскоре
после смерти Арины Петровны, когда он был
весь поглощен в счеты и выкладки.
— Не знаю. Кабы были деньги, я должен бы
после смерти их получить! Не истратил же он
всех разом! Не знаю, ничего я не получил. Смотрителишки да конвойные, чай, воспользовались!
После вечернего чая
все три женщины забирались в Евпраксеюшкину комнату, лакомились домашним вареньем, играли в дураки и до поздних петухов предавались воспоминаниям, от которых «сударка», по временам, шибко алела.
— А вот с икоркой у меня случай был — так именно диковинный! В ту пору я — с месяц ли, с два ли я только что замуж вышла — и вдруг так ли мне этой икры захотелось, вынь да положь! Заберусь это, бывало, потихоньку в кладовую и
все ем,
все ем! Только и говорю я своему благоверному: что, мол, это, Владимир Михайлыч, значит, что я
все икру ем? А он этак улыбнулся и говорит: «Да ведь ты, мой друг, тяжела!» И точно, ровно через девять месяцев
после того я и выпросталась, Степку-балбеса родила!
Седьмой час вечера. Порфирий Владимирыч успел уже выспаться
после обеда и сидит у себя в кабинете, исписывая цифирными выкладками листы бумаги. На этот раз его занимает вопрос: сколько было бы у него теперь денег, если б маменька Арина Петровна подаренные ему при рождении дедушкой Петром Иванычем, на зубок, сто рублей ассигнациями не присвоила себе, а положила бы вкладом в ломбард на имя малолетнего Порфирия? Выходит, однако, немного:
всего восемьсот рублей ассигнациями.
— Чтоб ему хорошо там было! не как-нибудь, а настоящим бы манером! Да билетец, билетец-то выправь. Не забудь! По билету мы его
после везде отыщем! А на расходы я тебе две двадцатипятирублевеньких отпущу. Знаю ведь я,
все знаю! И там сунуть придется, и в другом месте барашка в бумажке подарить… Ахти, грехи наши, грехи!
Все мы люди,
все человеки,
все сладенького да хорошенького хотим! Вот и Володька наш! Кажется, велик ли, и
всего с ноготок, а поди-ка, сколько уж денег стоит!
— Нет, чай — потом, а теперь водки бы… Вы дяде, впрочем, не сказывайте об водке-то покуда…
Все само собой
после увидится.
— И прекрасно. Когда-нибудь
после съездишь, а покудова с нами поживи. По хозяйству поможешь — я ведь один! Краля-то эта, — Иудушка почти с ненавистью указал на Евпраксеюшку, разливавшую чай, —
все по людским рыскает, так иной раз и не докличешься никого,
весь дом пустой! Ну а покамест прощай. Я к себе пойду. И помолюсь, и делом займусь, и опять помолюсь… так-то, друг! Давно ли Любинька-то скончалась?
Вызванное головлевской поездкой (
после смерти бабушки Арины Петровны) сознание, что она «барышня», что у нее есть свое гнездо и свои могилы, что не
все в ее жизни исчерпывается вонью и гвалтом гостиниц и постоялых дворов, что есть, наконец, убежище, в котором ее не настигнут подлые дыханья, зараженные запахом вина и конюшни, куда не ворвется тот «усатый», с охрипшим от перепоя голосом и воспаленными глазами (ах, что он ей говорил! какие жесты в ее присутствии делал!), — это сознание улетучилось почти сейчас вслед за тем, как только пропало из вида Головлево.
После спектакля
все отправились к имениннице, и тут поздравления усугубились.
Еще будучи ребенком, она горько плакала, когда батюшка произносил: «И сплетше венец из терния, возложиша на главу его, и трость в десницу его», — и всхлипывающим дискантиком подпевала дьячку: «Слава долготерпению твоему, Господи! слава тебе!» А
после всенощной,
вся взволнованная, прибегала в девичью и там, среди сгустившихся сумерек (Арина Петровна не давала в девичью свечей, когда не было работы), рассказывала рабыням «страсти Господни».
—
Всех простил! — вслух говорил он сам с собою, — не только тех, которые тогданапоили его оцтом с желчью, но и тех, которые и
после, вот теперь, и впредь, во веки веков будут подносить к его губам оцет, смешанный с желчью… Ужасно! ах, это ужасно!
Неточные совпадения
Анна Андреевна.
После? Вот новости —
после! Я не хочу
после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А
все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А
все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело
после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену.
Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Раз как-то случилось, забавляя детей, выстроил будку из карт, да
после того
всю почь снились проклятые.
)Да если приезжий чиновник будет спрашивать службу: довольны ли? — чтобы говорили: «
Всем довольны, ваше благородие»; а который будет недоволен, то ему
после дам такого неудовольствия…
Легко вздохнули странники: // Им
после дворни ноющей // Красива показалася // Здоровая, поющая // Толпа жнецов и жниц, — //
Все дело девки красили // (Толпа без красных девушек, // Что рожь без васильков).