Неточные совпадения
В минуту, когда начинается этот рассказ, это был уже дряхлый старик, который почти не оставлял постели, а
ежели изредка
и выходил из спальной, то единственно для того, чтоб просунуть голову в полурастворенную дверь жениной комнаты, крикнуть: «Черт!» —
и опять скрыться.
Ежели проезжал мужик из своих, то останавливал его
и облагал данью: яйцом, ватрушкой
и т. д.
— Да замолчи, Христа ради… недобрый ты сын! (Арина Петровна понимала, что имела право сказать «негодяй», но, ради радостного свидания, воздержалась.) Ну,
ежели вы отказываетесь, то приходится мне уж собственным судом его судить.
И вот какое мое решение будет: попробую
и еще раз добром с ним поступить: отделю ему папенькину вологодскую деревнюшку, велю там флигелечек небольшой поставить —
и пусть себе живет, вроде как убогого, на прокормлении у крестьян!
— Не знаю… Может быть, во мне нет этого великодушия… этого, так сказать, материнского чувства… Но все как-то сдается: а что,
ежели брат Степан, по свойственной ему испорченности,
и с этим вторым вашим родительским благословением поступит точно так же, как
и с первым?
— А
ежели ты чем недоволен был — кушанья, может быть, недостало, или из белья там, — разве не мог ты матери откровенно объяснить? Маменька, мол, душенька, прикажите печеночки или там ватрушечки изготовить — неужто мать в куске-то отказала бы тебе? Или вот хоть бы
и винца — ну, захотелось тебе винца, ну,
и Христос с тобой! Рюмка, две рюмки — неужто матери жалко? А то на-тко: у раба попросить не стыдно, а матери слово молвить тяжело!
Сие да послужит нам всем уроком: кто семейными узами небрежет — всегда должен для себя такого конца ожидать.
И неудачи в сей жизни,
и напрасная смерть,
и вечные мучения в жизни следующей — все из сего источника происходит. Ибо как бы мы ни были высокоумны
и даже знатны, но
ежели родителей не почитаем, то оные как раз
и высокоумие,
и знатность нашу в ничто обратят. Таковы правила, кои всякий живущий в сем мире человек затвердить должен, а рабы, сверх того, обязаны почитать господ.
— Чего еще лучше: подлец, говорю, будешь,
ежели сирот не обеспечишь. Да, мамашечка, опростоволосились вы! Кабы месяц тому назад вы меня позвали, я бы
и заволоку ему соорудил, да
и насчет духовной постарался бы… А теперь все Иудушке, законному наследнику, достанется… непременно!
— Она! именно она!
И все Порфишке-кровопивцу передает! Сказывают, что у него
и лошади в хомутах целый день стоят, на случай,
ежели брат отходить начнет!
И представьте, на днях она даже мебель, вещи, посуду — всё переписала: на случай, дескать, чтобы не пропало чего! Это она нас-то, нас-то воровками представить хочет!
— Подпишет он вам «обмокни» — потом
и с судом, пожалуй, не разделаетесь, — прибавил он, — ведь Иудушка хоть
и очень маменьку уважает, а дело о подлоге все-таки начнет,
и ежели по закону мамашеньку в места не столь отдаленные ушлют, так ведь он только молебен в путь шествующим отслужит!
— Ты, может быть, думаешь, что я смерти твоей желаю, так разуверься, мой друг! Ты только живи, а мне, старухе,
и горюшка мало! Что мне! мне
и тепленько,
и сытенько у тебя,
и даже
ежели из сладенького чего-нибудь захочется — все у меня есть! Я только насчет того говорю, что у христиан обычай такой есть, чтобы в ожидании предбудущей жизни…
Иудушка расхаживает хозяином по комнатам дома, принимает вещи, заносит в опись
и по временам подозрительно взглядывает на мать,
ежели в чем-нибудь встречает сомнение.
В таком духе разговор длится
и до обеда,
и во время обеда,
и после обеда. Арине Петровне даже на стуле не сидится от нетерпения. По мере того как Иудушка растабарывает, ей все чаще
и чаще приходит на мысль: а что,
ежели… прокляну? Но Иудушка даже
и не подозревает того, что в душе матери происходит целая буря; он смотрит так ясно
и продолжает себе потихоньку да полегоньку притеснять милого друга маменьку своей безнадежною канителью.
Нет,
ежели он
и был лицемер, то лицемер чисто русского пошиба, то есть просто человек, лишенный всякого нравственного мерила
и не знающий иной истины, кроме той, которая значится в азбучных прописях.
Ежели этого рода лицемерие
и нельзя назвать убеждением, то, во всяком случае, это — знамя, кругом которого собираются люди, которые находят расчет полицемерить именно тем, а не иным способом.
Давным-давно влекла его к себе эта полная свобода от каких-либо нравственных ограничений,
и ежели он еще раньше не переехал на житье в деревню, то единственно потому, что боялся праздности.
Только приезд Арины Петровны несколько оживлял эту жизнь,
и надо сказать правду, что
ежели Порфирий Владимирыч поначалу морщился, завидев вдали маменькину повозку, то с течением времени он не только привык к ее посещениям, но
и полюбил их.
Они удовлетворяли его страсти к пустословию, ибо
ежели он находил возможным пустословить один на один с самим собою, по поводу разнообразных счетов
и отчетов, то пустословить с добрым другом маменькой было для него еще поваднее.
— Конечно, иногда по нужде… — поправляется он, — коли
ежели человек в силах
и притом вдовый… по нужде
и закону перемена бывает!
Ежели иной раз
и горькунько что от отца покажется, а ты прими с готовностью, да с покорностью, да с почтением, потому что ты — сын!
— Ну, ну, зачем проклинать! Попроси
и так. Попроси, мой друг! Ведь
ежели отцу
и лишний разок поклонишься, так ведь голова на отвалится: отец он! Ну,
и он с своей стороны увидит… сделай-ка это! право!
— Ну, ладно. Только я, брат, говорю прямо: никогда я не обдумываю. У меня всегда ответ готов. Коли ты правильного чего просишь — изволь! никогда я ни в чем правильном не откажу. Хоть
и трудненько иногда,
и не по силам, а
ежели правильно — не могу отказать! Натура такая. Ну, а
ежели просишь неправильно — не прогневайся! Хоть
и жалко тебя — а откажу! У меня, брат, вывертов нет! Я весь тут, на ладони. Ну, пойдем, пойдем в кабинет! Ты поговоришь, а я послушаю! Послушаем, послушаем, что такое!
И выражение лица скрыть удобнее,
и прекратить объяснение,
ежели оно примет слишком неприятный оборот, легче.
— Я проиграл три тысячи, — пояснил Петенька, —
и ежели послезавтра их не внесу, то могут произойти очень неприятные для меня последствия.
— А потому, во-первых, что у меня нет денег для покрытия твоих дрянных дел, а во-вторых —
и потому, что вообще это до меня не касается. Сам напутал — сам
и выпутывайся. Любишь кататься — люби
и саночки возить. Так-то, друг. Я ведь
и давеча с того начал, что
ежели ты просишь правильно…
— Постой, попридержи свои дерзости, дай мне досказать. Что это не одни слова — это я тебе сейчас докажу… Итак, я тебе давеча сказал: если ты будешь просить должного, дельного — изволь, друг! всегда готов тебя удовлетворить! Но
ежели ты приходишь с просьбой не дельною — извини, брат! На дрянные дела у меня денег нет, нет
и нет!
И не будет — ты это знай!
И не смей говорить, что это одни «слова», а понимай, что эти слова очень близко граничат с делом.
Уже накануне вечером она была скучна. С тех пор как Петенька попросил у нее денег
и разбудил в ней воспоминание о «проклятии», она вдруг впала в какое-то загадочное беспокойство,
и ее неотступно начала преследовать мысль: а что,
ежели прокляну? Узнавши утром, что в кабинете началось объяснение, она обратилась к Евпраксеюшке с просьбой...
— Теперича,
ежели Петенька
и не шибко поедет, — опять начал Порфирий Владимирыч, —
и тут к вечеру легко до станции железной дороги поспеет. Лошади у нас свои, не мученные, часика два в Муравьеве покормят — мигом домчат. А там — фиюю! пошла машина погромыхивать! Ах, Петька! Петька! недобрый ты! остался бы ты здесь с нами, погостил бы — право!
И нам было бы веселее, да
и ты бы — смотри, как бы ты здесь в одну неделю поправился!
—
И полк стоит,
и соседи есть, да, признаться, меня это не интересует. А впрочем,
ежели…
— Умер, дружок, умер
и Петенька.
И жалко мне его, с одной стороны, даже до слез жалко, а с другой стороны — сам виноват! Всегда он был к отцу непочтителен — вот Бог за это
и наказал! А уж
ежели что Бог в премудрости своей устроил, так нам с тобой переделывать не приходится!
—
И в город поедем,
и похлопочем — все в свое время сделаем. А прежде — отдохни, поживи! Слава Богу! не в трактире, а у родного дяди живешь!
И поесть,
и чайку попить,
и вареньицем полакомиться — всего вдоволь есть! А
ежели кушанье какое не понравится — другого спроси! Спрашивай, требуй! Щец не захочется — супцу подать вели! Котлеточек, уточки, поросеночка… Евпраксеюшку за бока бери!.. А кстати, Евпраксеюшка! вот я поросеночком-то похвастался, а хорошенько
и сам не знаю, есть ли у нас?
Так именно поступила
и Аннинька: она решилась как можно скорее уехать из Головлева,
и ежели дядя будет приставать, то оградить себя от этих приставаний необходимостью явиться в назначенный срок.
— Смотря по тому, как возьмешься, мой друг.
Ежели возьмешься как следует — все у тебя пойдет
и ладно
и плавно; а возьмешься не так, как следует — ну,
и застрянет дело, в долгий ящик оттянется.
Коли
ежели у нас в Головлеве не по-Божьему,
ежели мы против Бога поступаем, грешим, или ропщем, или завидуем, или другие дурные дела делаем — ну, тогда мы действительно виноваты
и заслуживаем, чтоб нас осуждали.
Может быть, тебя это сердит, что я за столом через обруч — или как это там у вас называется — не прыгаю; ну, да что ж делать!
и посердись,
ежели тебе так хочется!
— Свобода, сударыня, конечно, дело не худое, но
и она не без опасностей бывает. А
ежели при этом иметь в предмете, что вы Порфирию Владимирычу ближайшей родственницей, а следственно,
и прямой всех его имений наследницей доводитесь, то можно бы, мнится, насчет свободы несколько
и постеснить себя.
—
И колокол,
и прочее все. Колокол-то у нас, сударыня, всего пятнадцать пудов весит, да
и тот, на грех, раскололся. Не звонит, а шумит как-то — даже предосудительно. Покойница Арина Петровна пообещались было новый соорудить,
и ежели были бы они живы, то
и мы, всеконечно, были бы теперь при колоколе.
— Говорил, сударыня,
и он, надо правду сказать, довольно-таки благосклонно докуку мою выслушал. Только ответа удовлетворительного не мог мне дать: не слыхал, вишь, от маменьки ничего! никогда, вишь, покойница об этом ему не говаривала! А
ежели бы, дескать, слышал, то беспременно бы волю ее исполнил!
— Ведь это, сударка, как бы ты думала? — ведь это… божественное! — настаивала она, — потому что хоть
и не тем порядком, а все-таки настоящим манером… Только ты у меня смотри!
Ежели да под постный день — Боже тебя сохрани! засмею тебя!
и со свету сгоню!
На усердие Улитушки тоже надежда была плоха, потому что хоть она
и ловкая девка, но
ежели ей довериться, то, пожалуй,
и от судебного следователя потом не убережешься.
Он почти игнорировал Евпраксеюшку
и даже не называл ее по имени, а
ежели случалось иногда спросить об ней, то выражался так: «А что та…все еще больна?» Словом сказать, оказался настолько сильным, что даже Улитушка, которая в школе крепостного права довольно-таки понаторела в науке сердцеведения, поняла, что бороться с таким человеком, который на все готов
и на все согласен, совершенно нельзя.
— Я так рассуждаю, что ум дан человеку не для того, чтоб испытывать неизвестное, а для того, чтоб воздерживаться от грехов. Вот
ежели я, например, чувствую плотскую немощь или смущение
и призываю на помощь ум: укажи, мол, пути, как мне ту немощь побороть — вот тогда я поступаю правильно! Потому что в этих случаях ум действительно пользу оказать может.
— Я, батя, книжку одну читал, так там именно сказано: услугами ума,
ежели оный верою направляется, отнюдь не следует пренебрегать, ибо человек без ума в скором времени делается игралищем страстей. А я даже так думаю, что
и первое грехопадение человеческое оттого произошло, что дьявол, в образе змия, рассуждение человеческое затмил.
— Часто мы видим, что люди не только впадают в грех мысленный, но
и преступления совершают —
и всё через недостаток ума. Плоть искушает, а ума нет — вот
и летит человек в пропасть.
И сладенького-то хочется,
и веселенького,
и приятненького, а в особенности
ежели женский пол… как тут без ума уберечись! А коли
ежели у меня есть ум, я взял канфарки или маслица; там потер, в другом месте подсыпал — смотришь, искушение-то с меня как рукой сняло!
— Это
ежели буквально понимать, а можно,
и не истребляя ока, так устроить, чтобы оно не соблазнялось.
— А притом, я
и так еще рассуждаю:
ежели с прислугой в короткие отношения войти — непременно она командовать в доме начнет. Пойдут это дрязги да непорядки, перекоры да грубости: ты слово, а она — два… А я от этого устраняюсь.
— А
ежели при этом еще так поступать, как другие… вот как соседушка мой, господин Анпетов, например, или другой соседушка, господин Утробин… так
и до греха недалеко. Вон у господина Утробина: никак, с шесть человек этой пакости во дворе копается… А я этого не хочу. Я говорю так: коли Бог у меня моего ангела-хранителя отнял — стало быть, так его святой воле угодно, чтоб я вдовцом был. А
ежели я, по милости Божьей, вдовец, то, стало быть, должен вдоветь честно
и ложе свое нескверно содержать. Так ли, батя?
— Так вот оно на мое
и выходит. Коли человек держит себя аккуратно: не срамословит, не суесловит, других не осуждает, коли он притом никого не огорчил, ни у кого ничего не отнял… ну,
и насчет соблазнов этих вел себя осторожно — так
и совесть у того человека завсегда покойна будет.
И ничто к нему не пристанет, никакая грязь! А
ежели кто из-за угла
и осудит его, так, по моему мнению, такие осуждения даже в расчет принимать не следует. Плюнуть на них —
и вся недолга!
— А мне хочется, чтоб все у нас хорошохонько было. Чтоб из него, из Володьки-то, со временем настоящий человек вышел.
И Богу слуга,
и царю — подданный. Коли
ежели Бог его крестьянством благословит, так чтобы землю работать умел… Косить там, пахать, дрова рубить — всего чтобы понемножку. А
ежели ему в другое звание судьба будет, так чтобы ремесло знал, науку… Оттуда, слышь,
и в учителя некоторые попадают!
— А
ежели он
и в деревню в питомцы попадет — что ж,
и Христос с ним!