Это люди, может быть, немного и выше стоящие их среды, но главное — ничего не умеющие делать для русской жизни: за неволю они все время
возятся с женщинами, влюбляются в них, ломаются над ними; точно так же и мы все, университетские воспитанники…
Но соседи заметили, что со времени своего возвращения из Москвы он совсем перестал
водиться с женщинами, даже не глядит на них, и ни одной собаки у себя не держит.
Неточные совпадения
Вспомнилось, как назойливо
возился с ним, как его отягощала любовь отца, как равнодушно и отец и мать относились к Дмитрию. Он даже вообразил мягкую, не тяжелую руку отца на голове своей, на шее и встряхнул головой. Вспомнилось, как отец и брат плакали в саду якобы о «Русских
женщинах» Некрасова. Возникали в памяти бессмысленные, серые, как пепел, холодные слова:
С другого бока — толстая, шерстяная
женщина, в круглых очках,
с круглой из фанеры коробкой для шляп; в коробке
возились и мяукали котята.
Это была
женщина, вернее сказать, отставная девка, которые
водятся только на юге России, не то полька, не то малороссиянка, уже достаточно старая и богатая для того, чтобы позволить себе роскошь содержать мужа (а вместе
с ним и кафешантан), красивого и ласкового полячка. Горизонт и Барсукова встретились, как старые знакомые. Кажется, у них не было ни страха, ни стыда, ни совести, когда они разговаривали друг
с другом.
— Кто ж у него журналом заправляет, если он все
с женщинами возится? — спросил Калинович.
Вдруг послышался грохот, — разбилось оконное стекло, камень упал на пол, близ стола, где сидел Передонов. Под окном слышен был тихий говор, смех, потом быстрый, удаляющийся топот. Все в переполохе вскочили
с мест;
женщины, как
водится, завизжали. Подняли камень, рассматривали его испуганно, к окну никто не решался подойти, — сперва выслали на улицу Клавдию, и только тогда, когда она донесла, что на улице пусто, стали рассматривать разбитое стекло.