Неточные совпадения
— Только не про меня — так, что ли, хочешь
сказать? Да, дружище, деньжищ у нее — целая прорва, а для меня пятака медного жаль! И ведь всегда-то она меня, ведьма, ненавидела! За что? Ну, да теперь,
брат, шалишь! с меня взятки-то гладки, я и за горло возьму! Выгнать меня вздумает — не пойду! Есть не даст — сам возьму! Я,
брат, отечеству послужил — теперь мне всякий помочь обязан! Одного боюсь: табаку не будет давать — скверность!
— А деньги на что! презренный металл на что? Мало ста тысяч — двести бери! Я,
брат, коли при деньгах, ничего не пожалею, только чтоб в свое удовольствие пожить! Я, признаться
сказать, ей и в ту пору через ефрейтора три целковеньких посулил — пять, бестия, запросила!
— И не знаю,
брат, как
сказать. Говорю тебе: все словно как во сне видел. Может, она даже и была у меня, да я забыл. Всю дорогу, целых два месяца — ничего не помню! А с тобой, видно, этого не случалось?
— Ни чаю, ни табаку, ни водки — это ты верно
сказал. Говорят, она нынче в дураки играть любить стала — вот разве это? Ну, позовет играть и напоит чайком. А уж насчет прочего — ау,
брат!
— Покуда — живи! —
сказала она, — вот тебе угол в конторе, пить-есть будешь с моего стола, а на прочее — не погневайся, голубчик! Разносолов у меня от роду не бывало, а для тебя и подавно заводить не стану. Вот
братья ужо приедут: какое положение они промежду себя для тебя присоветуют — так я с тобой и поступлю. Сама на душу греха брать не хочу, как
братья решат — так тому и быть!
«А может, и денег отвалит! — прибавлял он мысленно. — Порфишка-кровопивец — тот не даст, а Павел…
Скажу ему: дай,
брат, служивому на вино… даст! как, чай, не дать!»
— Вчерашний суп, полоток и баранина — это,
брат, постылому! —
сказал он повару, — пирога, я полагаю, мне тоже не дадут!
Так-то и здесь:
брат Степан поступил низко, даже, можно
сказать, черну, но определить степень возмездия, которое он заслуживает за свой поступок, можете вы одни!
— Не знаю… Может быть, во мне нет этого великодушия… этого, так
сказать, материнского чувства… Но все как-то сдается: а что, ежели
брат Степан, по свойственной ему испорченности, и с этим вторым вашим родительским благословением поступит точно так же, как и с первым?
— Теперь,
брат, мне надолго станет! —
сказал он, — табак у нас есть, чаем и сахаром мы обеспечены, только вина недоставало — захотим, и вино будет! Впрочем, покуда еще придержусь — времени теперь нет, на погреб бежать надо! Не присмотри крошечку — мигом растащат! А видела,
брат, она меня, видела, ведьма, как я однажды около застольной по стенке пробирался. Стоит это у окна, смотрит, чай, на меня да думает: то-то я огурцов не досчитываюсь, — ан вот оно что!
— Сегодня,
брат, надо ночью штоф припасти, —
сказал он однажды земскому голосом, не предвещавшим ничего доброго.
— Так так-то, милый друг маменька! —
сказал он, усаживаясь на диване, — вот и
брат Павел…
— Ну,
брат, вставай! Бог милости прислал! —
сказал он, садясь в кресло, таким радостным тоном, словно и в самом деле «милость» у него в кармане была.
— Вот ты меня бранишь, а я за тебя Богу помолюсь. Я ведь знаю, что ты это не от себя, а болезнь в тебе говорит. Я,
брат, привык прощать — я всем прощаю. Вот и сегодня — еду к тебе, встретился по дороге мужичок и что-то
сказал. Ну и что ж! и Христос с ним! он же свой язык осквернил! А я… да не только я не рассердился, а даже перекрестил его — право!
— А ведь я,
брат, об деле с тобой поговорить приехал, —
сказал он, усаживаясь в кресло, — ты меня вот бранишь, а я об душе твоей думаю.
Скажи, пожалуйста, когда ты в последний раз утешение принял?
— Нет, маменька. Хотел он что-то
сказать, да я остановил. Нет, говорю, нечего об распоряжениях разговаривать! Что ты мне,
брат, по милости своей, оставишь, я всему буду доволен, а ежели и ничего не оставишь — и даром за упокой помяну! А как ему, маменька, пожить-то хочется! так хочется! так хочется!
Через три дня у Арины Петровны все было уже готово к отъезду. Отстояли обедню, отпели и схоронили Павла Владимирыча. На похоронах все произошло точно так, как представляла себе Арина Петровна в то утро, как Иудушке приехать в Дубровино. Именно так крикнул Иудушка: «Прощай,
брат!» — когда опускали гроб в могилу, именно так же обратился он вслед за тем к Улитушке и торопливо
сказал...
— Да,
брат, неласков ты! нельзя
сказать, чтоб ты ласковый сын был!
— Постой, попридержи свои дерзости, дай мне досказать. Что это не одни слова — это я тебе сейчас докажу… Итак, я тебе давеча
сказал: если ты будешь просить должного, дельного — изволь, друг! всегда готов тебя удовлетворить! Но ежели ты приходишь с просьбой не дельною — извини,
брат! На дрянные дела у меня денег нет, нет и нет! И не будет — ты это знай! И не смей говорить, что это одни «слова», а понимай, что эти слова очень близко граничат с делом.
— У Иова, мой друг, Бог и все взял, да он не роптал, а только
сказал: Бог дал, Бог и взял — твори, Господи, волю свою! Так-то,
брат!
— Нет, зачем оставлять! Я,
брат, — прямик, я всякое дело начистоту вести люблю! Да отчего и не поговорить! Своего всякому жалко: и мне жалко, и тебе жалко — ну и поговорим! А коли говорить будем, так
скажу тебе прямо: мне чужого не надобно, но и своего я не отдам. Потому что хоть вы мне и не чужие, а все-таки.
Неточные совпадения
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай,
брат! Отнесешь письмо на почту, и
скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да
скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону,
скажи, барин не плотит: прогон, мол,
скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Роман
сказал: помещику, // Демьян
сказал: чиновнику, // Лука
сказал: попу. // Купчине толстопузому! — //
Сказали братья Губины, // Иван и Митродор. // Старик Пахом потужился // И молвил, в землю глядючи: // Вельможному боярину, // Министру государеву. // А Пров
сказал: царю…
Роман
сказал: помещику, // Демьян
сказал: чиновнику, // Лука
сказал: попу, // Купчине толстопузому, — //
Сказали братья Губины, // Иван и Митродор.
«Не сами… по родителям // Мы так-то…» —
братья Губины //
Сказали наконец. // И прочие поддакнули: // «Не сами, по родителям!» // А поп
сказал: — Аминь! // Простите, православные! // Не в осужденье ближнего, // А по желанью вашему // Я правду вам
сказал. // Таков почет священнику // В крестьянстве. А помещики…
Лука
сказал: попу, // Купчине толстопузому, — //
Сказали братья Губины, // Иван и Митродор.