Неточные совпадения
— Не
знаю; до сих пор ничего замечательного не вижу… Понял я из
ваших слов одно: что господин Парначев пропагандирует своевременную уплату недоимок — так ведь это не возбраняется!
— Да не забыл-таки. И
знаете ли, Осип Иваныч, как подходил к
вашему дому да увидел, что прежнего постоялого двора нет — как будто жаль стало!
— Даже очень довольно смотрели. Мы,
ваше благородие, здешние жители. Может, около каждого куста раз десять обошли. Очень довольно
знаем. В Филипцеве это точно, что есть лесок, а в прочиих местах лет двадцать настоящего лесу дожидаться надо!
—
Знаю я
вашу «крошечку». Взглянуть на вас — уж так-то вы молоды, так-то молоды! Одень любого в сарафан — от девки не отличишь! А как начнете говорить — кажется, и габвахта
ваша, и та от
ваших слов со стыда сгореть должна!
— Да что говорить,
ваше превосходительство, — подзадоривал Осип Иваныч, — я сам тамошний житель и верно это
знаю. Сделай теперича генерал направление влево, к тому, значит, месту, где и без того готовый мост через Вьюлку выстроен, первое дело — не нужно бы совсем переправы делать, второе дело — кровопролития не было бы, а третье дело — артиллерия осталась бы цела!
— Ну, так я и
знал! Наперед
знал, что все эти предварительные сведения — всё пустяки! Однако хорошо мы
знаем наше отечество… можно сказать! Посмотрите-ка, батюшка! вот эта карта! вот на ней положение нашей льняной промышленности представлено, и против
вашего уезда значится: льняная промышленность — слабо.
— С великим моим удовольствием,
ваше превосходительство! Дела
вашего превосходительства я даже и сейчас очень хорошо
знаю. Нехороши дела,
ваше превосходительство! то есть, так нехороши! так нехороши!
Я
знал, например, много таких карьеристов, которые, никогда не читав ни одной русской книги и получив научно-литературное образование в театре Берга, так часто и так убежденно повторяли:"la litterature russe — parlez moi de Гa!"[не говорите мне о русской литературе! (франц.)] или «ah! si l'on me laissait faire, elle n'y verrait que du feu, votre charmante litterature russe!» [ах, будь это в моей власти, я бы сжег ее,
вашу очаровательную русскую литературу! (франц.)] — что люди, даже более опытные, но тоже ничего не читавшие и получившие научно-литературное образование в танцклассе Кессених, [Танцкласс этот был знаменит в сороковых годах и помещался в доме Тарасова, у Измайловского моста.
— Ну, это-то он, положим, от себя присочинил, а все-таки…
Знаете ли что? потормошите-ка вы Антона Валерьяновича
вашего, да и махнем… а я бы вам всё показал!
— Я, право, не
знаю, дорогая маменька, чем я мог заслужить
ваш гнев…
— Нет, мне, видно, бог уж за вас заплатит! Один он, царь милосердый, все
знает и видит, как материнское-то сердце не то чтобы, можно сказать, в постоянной тревоге об вас находится, а еще пуще того об судьбе
вашей сокрушается… Чтобы жили вы, мои дети, в веселостях да в неженье, чтоб и ветром-то на вас как-нибудь неосторожно не дунуло, чтоб и не посмотрел-то на вас никто неприветливо…
— Мы,
ваше превосходительство, народ-то не из книжек
знаем! Мы его видели — вот как (рука поднимается и ставится на недалеком расстоянии перед глазами, ладонью внутрь)! мы в курных избах,
ваше превосходительство, ночевывали! мы хлеб с лебедой едали! — говорили мы бойко и весело.
Правдин. А кого он невзлюбит, тот дурной человек. (К Софье.) Я и сам имею честь
знать вашего дядюшку. А, сверх того, от многих слышал об нем то, что вселило в душу мою истинное к нему почтение. Что называют в нем угрюмостью, грубостью, то есть одно действие его прямодушия. Отроду язык его не говорил да, когда душа его чувствовала нет.
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость,
ваше сиятельство. Если уже вы, то есть, не поможете в нашей просьбе, то уж не
знаем, как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы
вашей Авдотьи, которая, не
знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Хлестаков. Нет, нет, не отговаривайтесь! Мне хочется
узнать непременно
ваш вкус.
Осип. Да на что мне она? Не
знаю я разве, что такое кровать? У меня есть ноги; я и постою. Зачем мне
ваша кровать?
Городничий. Ах, боже мой! Я, ей-ей, не виноват ни душою, ни телом. Не извольте гневаться! Извольте поступать так, как
вашей милости угодно! У меня, право, в голове теперь… я и сам не
знаю, что делается. Такой дурак теперь сделался, каким еще никогда не бывал.