Неточные совпадения
— Известно, понимаем. Я
вот тоже Крестьяну-то Иванычу и говорю: «А тебя, Крестьян Иваныч, по зубам-то, верно, не чищивали?» — «Нет, говорит, не чищивали». — «
Ну, а нас, говорю, чистили. Только и всего». Эй, вы, колелые!
—
Ну,
вот!
вот он самый и есть! Так жил-был этот самый Скачков, и остался он после родителя лет двадцати двух, а состояние получил — счету нет! В гостином дворе пятнадцать лавок, в Зарядье два дома, на Варварке дом, за Москвой-рекой дом, в Новой Слободе… Чистоганом миллион… в товаре…
—
Ну,
вот изволите видеть. А Петру Федорычу надо, чтоб и недолго возжаться, и чтоб все было в сохранности. Хорошо-с. И стал он теперича подумывать, как бы господина Скачкова от приятелев уберечь. Сейчас, это, составил свой плант, и к Анне Ивановне — он уж и тогда на Анне-то Ивановне женат был. Да вы, чай, изволили Анну-то Ивановну знавать?
— Помилуйте! за что же-с!
Вот если б Иван Гаврилыч просил или господин Скачков —
ну, тогда дело другое! А то просит человек основательный, можно сказать, солидный… да я за честь…
— Да-с;
вот вы теперь, предположим, в трактире чай пьете, а против вас за одним столом другой господин чай пьет.
Ну, вы и смотрите на него, и разговариваете с ним просто, как с человеком, который чай пьет. Бац — ан он неблагонадежный!
— Нет, так, по своей охоте ратуем. А впрочем, и то сказать, горевые мы ратники!
Вот кабы тузы-то наши козырные живы были —
ну, и нам бы поповаднее было заодно с ними помериться. Да от них, вишь, только могилки остались, а нам-то, мелкоте, не очень и доверяют нынешние правители-то!
— Он самый-с. В земстве-с, да-с. Шайку себе подобрал… разночинцев разных… все места им роздал, —
ну, и держит уезд в осаде. Скоро дождемся, что по большим дорогам разбойничать будут. Артели, банки, каммуны… Это дворянин-с! Дворянин, сударь, а какими делами занимается! Да
вот батюшка лучше меня распишет!
—
Ну, да, подслушивали.
Вот это самое подслушиванием и называется. Ведь вы же сами сейчас сказали, что даже не успели «потрафить», как господин Парначев отворил дверь? Стало быть…
—
Ну,
вот вам крест! провалиться мне на сем месте, ежели не скажу!
Много помог мне и уланский офицер, особливо когда я открыл ему раскаяние Филаретова.
Вот истинно добрейший малый, который даже сам едва ли знает, за что под арестом сидит! И сколько у него смешных анекдотов! Многие из них я генералу передал, и так они ему пришли по сердцу, что он всякий день, как я вхожу с докладом, встречает меня словами:"
Ну, что, как наш улан! поберегите его, мой друг! тем больше, что нам с военным ведомством ссориться не приходится!"
— Что жалеть-то! Вони да грязи мало, что ли, было? После постоялого-то у меня тут другой домок, чистый, был, да и в том тесно стало. Скоро пять лет будет, как
вот эти палаты выстроил. Жить надо так, чтобы и светло, и тепло, и во всем чтоб приволье было. При деньгах да не пожить? за это и люди осудят!
Ну, а теперь побеседуемте, сударь, закусимте; я уж вас от себя не пущу! Сказывай, сударь, зачем приехал? нужды нет ли какой?
— Да ведь на грех мастера нет. Толковал он мне много, да мудрено что-то. Я ему говорю:"
Вот рубль — желаю на него пятнадцать копеечек получить". А он мне:"Зачем твой рубль? Твой рубль только для прилику, а ты просто задаром еще другой такой рубль получишь!"
Ну, я и поусомнился. Сибирь, думаю.
Вот сын у меня, Николай Осипыч, — тот сразу эту механику понял!
—
Вот как вы все земли-то купите, вам все и достанется: и уголь, и золото!
Ну, а семейство ваше как?
—
Ну,
вот и прекрасно. Стало быть, я и поеду.
—
Ну, видишь! ты
вот от моих слов только рот разинул, а другой рта-то не разинет, а свистнет…
—
Ну, клади три!.. Ан дерево-то, оно три рубля… на ме-е-сте! А на станции за него дашь и шесть рублей… как калач!
Вот уж девять тысяч. А потом дрова… Сколько тут дров-то!
—
Вот, ты говоришь:"нестоющий человек", а между тем сам же его привел! Как же так жить!
Ну, скажи, можно ли жить, когда без подвоха никакого дела сделать нельзя!
— Да все то же. Вино мы с ним очень достаточно любим. Да не зайдете ли к нам, сударь: я здесь, в Европейской гостинице, поблизности, живу. Марью Потапьевну увидите; она же который день ко мне пристает: покажь да покажь ей господина Тургенева. А он, слышь, за границей.
Ну, да ведь и вы писатель — все одно, значит. Э-эх! загоняла меня совсем молодая сношенька!
Вот к французу послала, прическу новомодную сделать велела, а сама с «калегвардами» разговаривать осталась.
Ну, скажите на милость, зачем тут «калегварды»? что они могут тут поделать, несмотря на всю свою крупитчатость?
Вот кабы Дерунову, Осипу Иванычу, годов сорок с плеч долой — это точно! Можно было бы залюбоваться на такую парочку!
—
Ну, батюшка, это вы страху на них нагнали! — обратился ко мне Дерунов, — думают,
вот в смешном виде представит! Ах, господа, господа! а еще под хивинца хотите идти! А я, Машенька, по приказанию вашему, к французу ходил. Обнатурил меня в лучшем виде и бороду духами напрыскал!
Вообще старики нерасчетливо поступают, смешиваясь с молодыми. Увы! как они ни стараются подделаться под молодой тон, а все-таки, под конец, на мораль съедут.
Вот я, например, —
ну, зачем я это несчастное «Происшествие в Абруццских горах» рассказал? То ли бы дело, если б я провел параллель между Шнейдершей и Жюдик! провел бы весело, умно, с самым тонким запахом милой безделицы! Как бы я всех оживил! Как бы все это разом встрепенулось, запело, загоготало!
—
Ну, к Марье Потапьевне так к Марье Потапьевне! А у ней соскучитесь, так с Иваном Иванычем займетесь. Иван Иваныч!
вот, братец, гость тебе! Займи! да смотри, чтоб не соскучился! Да чаю им, да по питейной части чтоб неустойки не было! Милости просим, сударь!
—
Ну, теперь я вас не выпущу! — шепнул мне по дороге Иван Иваныч, —
вот дайте только проводить генерала.
—
Ну,
вот видите! я хоть и не тактик, а сейчас заметил… Впрочем, господа, победителя не судят! — решил дипломат и с этим словом окончательно встал, чтобы удалиться.
—
Ну, да;
вот в Англии, например, там хмель прессуют и в этом виде снабжают все рынки во всех частях света… Да-с, батюшка!
вот это так страна! Во всех частях света — всё английский хмель! Да-с, это не то, что мы-с!
— Это насчет того, чтобы перенять, что ли-с? Ваше сиятельство! помилуйте! да покажите хоть мне! Скажите:"Сделай, Антон Верельянов,
вот эту самую машину…
ну, то есть
вот как!"с места, значит, не сойду, а уж дойду и представлю!
—
Ну, так я и знал! Наперед знал, что все эти предварительные сведения — всё пустяки! Однако хорошо мы знаем наше отечество… можно сказать! Посмотрите-ка, батюшка!
вот эта карта!
вот на ней положение нашей льняной промышленности представлено, и против вашего уезда значится: льняная промышленность — слабо.
— Ну-с, а теперь будем продолжать наше исследование. Так вы говорите, что лен… как же его у вас обработывают?
Вот в Бельгии, в Голландии кружева делают…
—
Ну, так
вот, стало быть, Антон Велерьяныч, надобно нам ладком об делах поговорить!
—
Ну да,
вот этого-то я и хочу. Сам видишь, как я живу. Усадьба — не достроена; в сад войдешь — сухие прутья да ямы из-под овинов…
Как-то вдруг вырвалось из уст его восклицание:"
Ну,
вот!
ну, да!
ну,"он"!
—
Ну,
вот видишь ли!.. Значит, и простой народ… крестьяне… как они на эти поступки смотрят?
—
Ну да!
вот это прекрасно! Я — виноват! Я — много требовал! Я!! Je vous demande un peu! [Прошу покорно! (франц.)] А впрочем, я знал зараньше, что у вас есть готовое оправдание! Я — должен был жить на хлебе и воде! Я — должен был рисковать своею карьерой! Я — должен был довольствоваться ролью pique-assiette'a [прихлебателя (франц.)] при более счастливых товарищах! Вы это,конечно, хотите сказать?
— Нет уж, куда в Петербург!
вот в Кашин… в Угличе тоже весело живут!
ну, а Калязин — нет, кажется, этого города постылее!
—
Ну, что ж такое! стало быть, дело надо делать —
вот и все.
—
Ну, батенька, про юридическое или там другое развитие вы нам не рассказывайте! Знаем мы вас, мудрецов! Не там подписал"к сему"да не на той гербовой бумаге подал…
вот тебе и юридическое развитие!
— Если он ему обещал… положим, десять или пятнадцать тысяч…
ну, каким же образом он этакому человеку веры не даст?
Вот так история!!
Ну, а скажите, вы после этого видели эскулапа-то?
— Литовская-с. Их предок, князь Зубр, в Литве был — еще в Беловежской пуще имение у них… Потом они воссоединились, и из Зубров сделались Зубровыми, настоящими русскими. Только разорились они нынче, так что и Беловежскую-то пущу у них в казну отобрали… Ну-с, так
вот этот самый князь Андрей Зубров… Была в Москве одна барыня: сначала она в арфистках по трактирам пела, потом она на воздержанье попала… Как баба, однако ж, неглупая, скопила капиталец и открыла нумера…
— Так ли это, однако ж?
Вот у меня был знакомый, который тоже так думал:"Попробую, мол, я не кормить свою лошадь: может быть, она и привыкнет!"И точно, дней шесть не кормил и только что, знаешь, успел сказать:"
Ну, слава богу! кажется, привыкла!" — ан лошадь-то возьми да и издохни!
1-й молодой человек.
Ну,
вот видишь! ты только слышал, а утверждаешь! И что ты утверждаешь? Qu'Olga est jusqu'a nos jours fidele a son grand dadais de colonel! Olga! je vous demande un peu, si Гa a le sens commun! [Что Ольга до сих пор верна своему дурню-полковнику! Ольга! Скажите, да мыслимо ли это! (франц.)]
П о д ч и н е н н ы й.
Ну вот-с!
ну вот-с!
ну вот-с!
—
Вот если б онвздумал такую проделку сделать, — продолжает Феденька, указывая на Сенечку, —
ну, это точно: сейчас бы его, раба божьего, сграбастали… нет, да ведь я позабыть не могу, каким он фофаном давеча ехал!
— И сама, и добрые люди советом не оставляют.
Вот Анисимушко — он еще при покойном папеньке бурмистром был;
ну, и Филофей Павлыч тоже.
— Только скажу тебе откровенно, — продолжала она, — не во всех детях я одинаковое чувство к себе вижу. Нонночка — так, можно сказать, обожает меня; Феогност тоже очень нежен, Смарагдушка —
ну, этот еще дитя, а
вот за Короната я боюсь. Думается, что он будет непочтителен. То есть, не то чтобы я что-нибудь заметила, а так, по всему видно, что холоден к матери!
—
Ну,
вот и молодцы мои! — рекомендовала мне Машенька детей, — не правда ли, хорошие дети?
—
Ну,
вот видишь, какой ты безнравственный мальчик! ты даже этого утешения мамаше своей доставить не хочешь!
Ну, скажи: ведь помнишь?
—
Ну, повтори! повтори же, что я говорила!
Вот при дяденьке повтори!
—
Ну, видишь ли, друг мой!
Вот ты себя дурно вел сегодня — следовательно, сам же себя и осудил. Не я тебя оставила без пирожного, а ты сам себя оставил.
Вот и дяденька то же скажет! Не правда ли, cher cousin? [дорогой кузен? (франц.)]
—
Ну,
вот хоть бы… нет, ни за что не скажу! Помнишь, тогда сочинение это вышло…"Les miserables", [«Отверженные» (франц.)] что ли… да нет, не скажу! Мне самой стыдно, как вспомнишь иногда…