Неточные совпадения
Ну-с, государь ты мой (Мармеладов вдруг как будто вздрогнул, поднял голову и в упор посмотрел на своего слушателя), ну-с, а на другой же день, после всех сих мечтаний (то есть это будет ровно пять суток назад тому) к вечеру, я хитрым обманом, как тать в нощи, похитил у Катерины Ивановны от сундука ее ключ, вынул, что осталось из принесенного жалованья, сколько всего уж не помню, и вот-с, глядите на меня, все!
Ну-с, а я
вот, кровный-то отец, тридцать-то эти копеек и стащил себе на похмелье!
— Главное, — хлопотал Раскольников, —
вот этому подлецу как бы не дать!
Ну что ж он еще над ней надругается! Наизусть видно, чего ему хочется; ишь подлец, не отходит!
Вот если бы другое слово,
ну тогда… было бы, может быть, беспокойнее…
А
ну как тем временем хватится топора, искать начнет, раскричится, —
вот и подозрение, или, по крайней мере, случай к подозрению.
Он остановился вдруг, когда вышел на набережную Малой Невы, на Васильевском острове, подле моста. «
Вот тут он живет, в этом доме, — подумал он. — Что это, да никак я к Разумихину сам пришел! Опять та же история, как тогда… А очень, однако же, любопытно: сам я пришел или просто шел, да сюда зашел? Все равно; сказал я… третьего дня… что к нему после того на другой день пойду,
ну что ж, и пойду! Будто уж я и не могу теперь зайти…»
— А вы кто сами-то изволите быть-с? — спросил, вдруг обращаясь к нему, Разумихин. — Я
вот, изволите видеть, Вразумихин; не Разумихин, как меня всё величают, а Вразумихин, студент, дворянский сын, а он мой приятель. Ну-с, а вы кто таковы?
—
Вот в «ожидании-то лучшего» у вас лучше всего и вышло; недурно тоже и про «вашу мамашу».
Ну, так как же, по-вашему, в полной он или не в полной памяти, а?
— Я, брат Родя, у вас тут теперь каждый день так обедаю, — пробормотал он, насколько позволял набитый полный рот говядиной, — и это все Пашенька, твоя хозяюшка, хозяйничает, от всей души меня чествует. Я, разумеется, не настаиваю,
ну да и не протестую. А
вот и Настасья с чаем! Эка проворная! Настенька, хошь пивца?
— Еще бы; а
вот генерала Кобелева никак не могли там при мне разыскать. Ну-с, долго рассказывать. Только как я нагрянул сюда, тотчас же со всеми твоими делами познакомился; со всеми, братец, со всеми, все знаю;
вот и она видела: и с Никодимом Фомичом познакомился, и Илью Петровича мне показывали, и с дворником, и с господином Заметовым, Александром Григорьевичем, письмоводителем в здешней конторе, а наконец, и с Пашенькой, — это уж был венец;
вот и она знает…
— Будем ценить-с.
Ну так
вот, брат, чтобы лишнего не говорить, я хотел сначала здесь электрическую струю повсеместно пустить, так чтобы все предрассудки в здешней местности разом искоренить; но Пашенька победила. Я, брат, никак и не ожидал, чтоб она была такая… авенантненькая [Авенантненькая — приятная, привлекательная (от фр. avenant).]… а? Как ты думаешь?
— А чего такого? На здоровье! Куда спешить? На свидание, что ли? Все время теперь наше. Я уж часа три тебя жду; раза два заходил, ты спал. К Зосимову два раза наведывался: нет дома, да и только! Да ничего, придет!.. По своим делишкам тоже отлучался. Я ведь сегодня переехал, совсем переехал, с дядей. У меня ведь теперь дядя…
Ну да к черту, за дело!.. Давай сюда узел, Настенька.
Вот мы сейчас… А как, брат, себя чувствуешь?
— Гм! — сказал тот, — забыл! Мне еще давеча мерещилось, что ты все еще не в своем… Теперь со сна-то поправился… Право, совсем лучше смотришь. Молодец!
Ну да к делу!
Вот сейчас припомнишь. Смотри-ка сюда, милый человек.
Ну-с, Настенька,
вот вам два головные убора: сей пальмерстон (он достал из угла исковерканную круглую шляпу Раскольникова, которую, неизвестно почему, назвал пальмерстоном) или сия ювелирская вещица?
— Как, разве я не рассказывал? Аль нет? Да бишь я тебе только начало рассказывал…
вот, про убийство старухи-то закладчицы, чиновницы…
ну, тут и красильщик теперь замешался…
— Это пусть, а все-таки вытащим! — крикнул Разумихин, стукнув кулаком по столу. — Ведь тут что всего обиднее? Ведь не то, что они врут; вранье всегда простить можно; вранье дело милое, потому что к правде ведет. Нет, то досадно, что врут, да еще собственному вранью поклоняются. Я Порфирия уважаю, но… Ведь что их, например, перво-наперво с толку сбило? Дверь была заперта, а пришли с дворником — отперта:
ну, значит, Кох да Пестряков и убили!
Вот ведь их логика.
— А что отвечал в Москве
вот лектор-то ваш на вопрос, зачем он билеты подделывал: «Все богатеют разными способами, так и мне поскорей захотелось разбогатеть». Точных слов не помню, но смысл, что на даровщинку, поскорей, без труда! На всем готовом привыкли жить, на чужих помочах ходить, жеваное есть.
Ну, а пробил час великий, тут всяк и объявился, чем смотрит…
— Кто? Вы? Вам поймать? Упрыгаетесь!
Вот ведь что у вас главное: тратит ли человек деньги или нет? То денег не было, а тут вдруг тратить начнет, —
ну как же не он? Так вас
вот этакий ребенок надует на этом, коли захочет!
— Да
вот тебе еще двадцать копеек на водку. Ишь сколько денег! — протянул он Заметову свою дрожащую руку с кредитками, — красненькие, синенькие, двадцать пять рублей. Откудова? А откудова платье новое явилось? Ведь знаете же, что копейки не было! Хозяйку-то небось уж опрашивали…
Ну, довольно! Assez cause! [Довольно болтать! (фр.)] До свидания… приятнейшего!..
— Ничего, ничего! — кричал он матери и сестре, — это обморок, это дрянь! Сейчас только доктор сказал, что ему гораздо лучше, что он совершенно здоров! Воды!
Ну,
вот уж он и приходит в себя,
ну,
вот и очнулся!..
Ну да, черт, не в том дело, а
вот в чем: ты сегодня в хозяйкиной квартире ночуешь (насилу уговорил ее!), а я в кухне:
вот вам случай познакомиться покороче!
Тут втягивает; тут конец свету, якорь, тихое пристанище, пуп земли, трехрыбное основание мира, эссенция блинов, жирных кулебяк, вечернего самовара, тихих воздыханий и теплых кацавеек, натопленных лежанок, —
ну,
вот точно ты умер, а в то же время и жив, обе выгоды разом!
Ну, как ты думаешь: можно ли таким выражением от Лужина так же точно обидеться, как если бы
вот он написал (он указал на Разумихина), али Зосимов, али из нас кто-нибудь?
— Господи, Дунечка! — заговорила тотчас же Пульхерия Александровна, как вышли на улицу, —
вот ведь теперь сама точно рада, что мы ушли; легче как-то.
Ну, думала ли я вчера, в вагоне, что даже этому буду радоваться!
— Предчувствие у меня такое, Дуня.
Ну, веришь иль нет, как вошла она, я в ту же минуту и подумала, что тут-то
вот главное-то и сидит…
—
Ну,
вот и увидишь!.. Смущает она меня,
вот увидишь, увидишь! И так я испугалась: глядит она на меня, глядит, глаза такие, я едва на стуле усидела, помнишь, как рекомендовать начал? И странно мне: Петр Петрович так об ней пишет, а он ее нам рекомендует, да еще тебе! Стало быть, ему дорога!
— Ведь он теперь это дело…
ну,
вот, по этому убийству…
вот вчера-то вы говорили?.. ведет?
—
Ну да, да, да, — торопливо и неизвестно чему поддакивал Разумихин, — так
вот почему тебя тогда… поразило отчасти… а знаешь, ты и в бреду об каких-то колечках и цепочках все поминал!..
Ну да, да… Это ясно, все теперь ясно.
— То есть не то чтобы… видишь, в последнее время,
вот как ты заболел, мне часто и много приходилось об тебе поминать…
Ну, он слушал… и как узнал, что ты по юридическому и кончить курса не можешь, по обстоятельствам, то сказал: «Как жаль!» Я и заключил… то есть все это вместе, не одно ведь это; вчера Заметов… Видишь, Родя, я тебе что-то вчера болтал в пьяном виде, как домой-то шли… так я, брат, боюсь, чтоб ты не преувеличил, видишь…
«Этому тоже надо Лазаря петь, — думал он, бледнея и с постукивающим сердцем, — и натуральнее петь. Натуральнее всего ничего бы не петь. Усиленно ничего не петь! Нет! усиленно было бы опять ненатурально…
Ну, да там как обернется… посмотрим… сейчас… хорошо иль не хорошо, что я иду? Бабочка сама на свечку летит. Сердце стучит,
вот что нехорошо!..»
—
Ну, по крайней мере, с этой стороны вы меня хоть несколько успокоили; но
вот ведь опять беда-с: скажите, пожалуйста, много ли таких людей, которые других-то резать право имеют, «необыкновенных-то» этих? Я, конечно, готов преклониться, но ведь согласитесь, жутко-с, если уж очень-то много их будет, а?
—
Вот видите-с.
Ну так как же-с?
—
Ну, а действительно-то гениальные, — нахмурясь, спросил Разумихин, —
вот те-то, которым резать-то право дано, те так уж и должны не страдать совсем, даже за кровь пролитую?
— Ведь вот-с… право, не знаю, как бы удачнее выразиться… идейка-то уж слишком игривенькая… психологическая-с… Ведь вот-с, когда вы вашу статейку-то сочиняли, — ведь уж быть того не может, хе, хе! чтобы вы сами себя не считали, —
ну хоть на капельку, — тоже человеком «необыкновенным» и говорящим новое слово, — в вашем то есть смысле-с… Ведь так-с?
Да
вот, кстати же! — вскрикнул он, чему-то внезапно обрадовавшись, — кстати вспомнил, что ж это я!.. — повернулся он к Разумихину, —
вот ведь ты об этом Николашке мне тогда уши промозолил…
ну, ведь и сам знаю, сам знаю, — повернулся он к Раскольникову, — что парень чист, да ведь что ж делать, и Митьку
вот пришлось обеспокоить…
вот в чем дело-с, вся-то суть-с: проходя тогда по лестнице… позвольте: ведь вы в восьмом часу были-с?
— Вчера, я знаю. Я ведь сам прибыл всего только третьего дня. Ну-с,
вот что я скажу вам на этот счет, Родион Романович; оправдывать себя считаю излишним, но позвольте же и мне заявить: что ж тут, во всем этом, в самом деле, такого особенно преступного с моей стороны, то есть без предрассудков-то, а здраво судя?
— Да совсем не в том дело, — с отвращением перебил Раскольников, — просто-запросто вы противны, правы ль вы или не правы,
ну,
вот с вами и не хотят знаться, и гонят вас, и ступайте!..
Ну-с, так
вот мое мнение: господину, отхлеставшему немку, глубоко не сочувствую, потому что и в самом деле оно… что же сочувствовать!
— А насчет этих клубов, Дюссотов, [Дюссо (Dussot) — владелец известного в Петербурге ресторана.] пуантов этих ваших или, пожалуй,
вот еще прогрессу —
ну, это пусть будет без нас, — продолжал он, не заметив опять вопроса. — Да и охота шулером-то быть?
—
Ну, а что, если так рассудить (
вот помогите-ка): «Привидения — это, так сказать, клочки и отрывки других миров, их начало.
— Нет, вы
вот что сообразите, — закричал он, — назад тому полчаса мы друг друга еще и не видывали, считаемся врагами, между нами нерешенное дело есть; мы дело-то бросили и эвона в какую литературу заехали!
Ну, не правду я сказал, что мы одного поля ягоды?
— Но с Авдотьей Романовной однажды повидаться весьма желаю. Серьезно прошу.
Ну, до свидания… ах да! Ведь
вот что забыл! Передайте, Родион Романович, вашей сестрице, что в завещании Марфы Петровны она упомянута в трех тысячах. Это положительно верно. Марфа Петровна распорядилась за неделю до смерти, и при мне дело было. Недели через две-три Авдотья Романовна может и деньги получить.
— Они ведь на вас остались. Оно, правда, и прежде все было на вас, и покойник на похмелье к вам же ходил просить.
Ну, а теперь
вот что будет?
— А, почтеннейший!
Вот и вы… в наших краях… — начал Порфирий, протянув ему обе руки. —
Ну, садитесь-ка, батюшка! Али вы, может, не любите, чтобы вас называли почтеннейшим и… батюшка, — этак tout court? [накоротке (фр.).] За фамильярность, пожалуйста, не сочтите…
Вот сюда-с, на диванчик.
—
Ну, так
вот там, так сказать, и примерчик на будущее, — то есть не подумайте, чтоб я вас учить осмелился: эвона ведь вы какие статьи о преступлениях печатаете!
Нет-с, а так, в виде факта, примерчик осмелюсь представить, — так
вот считай я, например, того, другого, третьего за преступника,
ну зачем, спрошу, буду я его раньше срока беспокоить, хотя бы я и улики против него имел-с?
Ну, так
вот он все будет, все будет около меня, как около свечки, кружиться; свобода не мила станет, станет задумываться, запутываться, сам себя кругом запутает, как в сетях, затревожит себя насмерть!..
Ну,
вот и посмотрим, что такое ты там приготовил».
Ну, так вот-с, продолжаю-с: остроумие, по-моему, великолепная вещь-с; это, так сказать, краса природы и утешение жизни, и уж какие, кажется, фокусы может оно задавать, так что где уж, кажется, иной раз угадать какому-нибудь бедненькому следователю, который притом и сам своей фантазией увлечен, как и всегда бывает, потому тоже ведь человек-c!