Неточные совпадения
— Пустое дело. Почесть что задаром купил. Иван Матвеич, помещик тут был,
господин Сибиряков прозывался. Крестьян-то он в казну отдал. Остался у него лесок — сам-то он в него не заглядывал, а лесок ничего, хоть на
какую угодно стройку гож! — да болотце десятин с сорок. Ну, он и говорит, Матвей-то Иваныч: «Где мне, говорит, с этим дерьмом возжаться!» Взял да и продал Крестьян Иванычу за бесценок. Владай!
— Отчего же у него так запущено? — удивляетесь вы, уже безотчетно подчиняясь какому-то странному внушению, вследствие которого выражения «немец» и «запущенность» вам самим начинают казаться несовместимыми, тогда
как та же запущенность показалась бы совершенно естественною, если бы рядом с нею стояло имя Павла Павловича
господина Величкина.
— Ну, вот изволите видеть. А Петру Федорычу надо, чтоб и недолго возжаться, и чтоб все было в сохранности. Хорошо-с. И стал он теперича подумывать,
как бы
господина Скачкова от приятелев уберечь. Сейчас, это, составил свой плант, и к Анне Ивановне — он уж и тогда на Анне-то Ивановне женат был. Да вы, чай, изволили Анну-то Ивановну знавать?
— Да-с; вот вы теперь, предположим, в трактире чай пьете, а против вас за одним столом другой
господин чай пьет. Ну, вы и смотрите на него, и разговариваете с ним просто,
как с человеком, который чай пьет. Бац — ан он неблагонадежный!
— Да-с, претерпел-таки. Уж давно думаю я это самое Монрепо побоку — да никому, вишь, не требуется. Пантелею Егорову предлагал: «Купи, говорю! тебе, говорю, все одно, чью кровь ни сосать!» Так нет, и ему не нужно! «В твоем, говорит, Монрепо не людям, а лягушкам жить!» Вот, сударь,
как нынче бывшие холопы-то с
господами со своими поговаривают!
— Даже с превеликим моим удовольствием-с. Был и со мною лично случай; был-с. Прихожу я, например, прошлою осенью, к
господину Парначеву,
как к духовному моему сыну; в дом…
— Позволю себе спросить вас: ежели бы теперича они не злоумышляли, зачем же им было бы опасаться, что их подслушают? Теперича, к примеру, если вы, или я, или
господин капитан… сидим мы, значит, разговариваем… И
как у нас злых помышлений нет, то неужели мы станем опасаться, что нас подслушают! Да милости просим! Сердце у нас чистое, помыслов нет — хоть до завтрева слушайте!
— Не понравился, батя! не понравился наш осётрик
господину молодому исправнику! Что ж, и прекрасно! Очень даже это хорошо-с! Пускай Васютки мерзавцами нас зовут! пускай своих гусей в наших палисадниках пасут! Теперь я знаю-с. Ужо
как домой приеду — сейчас двери настежь и всех хамов созову. Пасите, скажу, подлецы! хоть в зале у меня гусей пасите! Жгите, рубите, рвите! Исправник, скажу, разрешил!
— А так мы их понимаем,
как есть они по всей здешней округе самый вредный господин-с. Теперича, ежели взять их да еще
господина Анпетова, так это именно можно сказать: два сапога — пара-с!
— Они самые-с. Позвольте вам доложить! скажем теперича хошь про себя-с. Довольно я низкого звания человек, однако при всем том так себя понимаю, что, кажется, тыщ бы не взял, чтобы, значит, на одной линии с мужиком идти! Помилуйте! одной, с позволения сказать, вони… И боже ты мой! Ну, а они — они ничего-с! для них это, значит, заместо
как у благородных
господ амбре.
— А по-твоему,
барин, не бунт! Мне для чего хлеб-то нужен? сам, что ли, экую махину съем! в амбаре, что ли, я гноить его буду? В казну, сударь, в казну я его ставлю! Армию, сударь, хлебом продовольствую! А ну
как у меня из-за них, курицыных сынов, хлеба не будет! Помирать, что ли, армии-то! По-твоему это не бунт!
— Вот это ты дельное слово сказал. Не спросят — это так. И ни тебя, ни меня, никого не спросят, сами всё,
как следует, сделают! А почему тебя не спросят, не хочешь ли знать? А потому,
барин, что уши выше лба не растут, а у кого ненароком и вырастут сверх меры — подрезать маленечко можно!
— Постой! погоди!
как же насчет земли-то! берешь, что ли, пять тысяч? — остановил меня Осип Иваныч и, обращаясь к сыну, прибавил: — Вот, занадельную землю у
барина покупаю, пять тысяч надавал.
— Много денег, сам знаю, что много! Ради родителей вызволить
барина хотел,
как еще маленьким человеком будучи, ласку от них видел!
— Стало быть, ты и хлеба-соли моей отведать но хочешь! Ну,
барин, не ждал я! А родители-то! родители-то,
какие у тебя были!
Долго мы ехали большою дорогой и не заводили разговора. Мне все мерещился"кандауровский
барин"."Чуть-чуть не увезли!" —
как просто и естественно вылилась эта фраза из уст Николая Осипыча! Ни страха, ни сожаления, ни даже изумления.
Как будто речь шла о поросенке, которого чуть-чутьне задавили дорогой!
А"кандауровский
барин"между тем плюет себе в потолок и думает, что это ему пройдет даром.
Как бы не так! Еще счастлив твой бог, что начальство за тебя заступилось,"поступков ожидать"велело, а то быть бы бычку на веревочке! Да и тут ты не совсем отобоярился, а вынужден был в Петербург удирать! Ты надеялся всю жизнь в Кандауровке, в халате и в туфлях, изжить, ни одного потолка неисплеванным не оставить — ан нет! Одевайся, обувайся, надевай сапоги и кати, неведомо зачем, в Петербург!
— А ты бы вот съездил да показал барину-то,
как оно по-твоему выходит!
— И прикащик прикащику розь, Степан Лукьяныч, — вот
как надо сказать. Одно дело деруновский прикащик, и одно дело — владыкинский прикащик. А в прочих частях, разумеется, коли-ежели
господин маслица не пожалеет, с прикащиком все-таки складнее дело сделать можно.
— Эх, Степан Лукьяныч,
как это, братец, ты говоришь:"соврал!"Могу ли я теперича
господина обманывать! Может, я через это самое кусок хлеба себе получить надеюсь, а ты говоришь:"соврал!"А я все одно, что перед богом, то и перед
господином! Возьмем теперича хоть это самое Филипцево! Будем говорить так: что для
господина приятнее, пять ли тысяч за него получить или три? Сказывай!
— И
какое еще житье-то! Скажем, к примеру, хоть об том же Хмелеве — давно ли он серым мужиком состоял! И вдруг ему
господь разум развязал! Зачал он и направо загребать, и налево загребать… Страсть! Сядет, это, словно кот в темном углу, выпустит когти и ждет… только глаза мерцают!
— Ну-с,
господа,
как идут дела с мадам Жюдик?
— Ну-с,
господа,
как поигрываете? — спросил дипломат.
Преосвященный же прямо сказал, что
как в древности были
господа и рабы, так и напредь сего таковые имеют остаться без изменения.
—
Как же так, преосвященнейший! А помните:"и в древности были
господа и рабы, и напредь таковые должны остаться без изменения"? — огрызнулся он.
— Хрисанф Петрович
господин Полушкин-с? — Да у Бакланихи, у Дарьи Ивановны, приказчиком был — неужто ж не помните! Он еще при муже именьем-то управлял, а после,
как муж-то помер, сластить ее стал. Только до денег очень жаден. Сначала тихонько поворовывал, а после и нахалом брать зачал. А обравши, бросил ее. Нынче усадьбу у Коробейникова, у Петра Ивановича, на Вопле на реке, купил, живет себе помещиком да лесами торгует.
— Талалыкина
господина. Он у нас в те поры,
как наши в Крыму воевали, предводителем был да сапоги для ополчения ставил. Сам поставщик, сам и приемщик. Ну, и недоглядел, значит, что подошвы-то у сапогов картонные!
Как я уже имел честь объяснить,
господа, главная обязанность адвоката относительно поручаемых ему дел — это обстановка, ловкость и уменье осветить предмет тем светом, который наиболее благоприятствует интересам его клиента.
Овладейте,
господа! дайте движению надлежащее направление — et alors tout Гa ira comme sur des roulettes! [и тогда все пойдет
как по маслу! (франц.)]
И вдруг выискивается какой-нибудь intrus [выскочка (франц.)] и выпаливает нам в упор: «Вы,
господа, ездите к Бергу смотреть,
как француженки юпки поднимают!» Согласись, что это было бы крайне неприятно!
P. S. Вчера, в то самое время,
как я разыгрывал роли у Полины, Лиходеева зазвала Федьку и поднесла ему стакан водки. Потом спрашивала, каков
барин? На что Федька ответил:"
Барин насчет женского полу — огонь!"Должно быть, ей это понравилось, потому что сегодня утром она опять вышла на балкон и стояла там все время, покуда я смотрел на нее в бинокль. Право, она недурна!"
Итак, вот Цыбуля. Что касается до
господина Травникова, то мне кажется, что ты ошибаешься, подозревая его в интимных отношениях к баронессе. Я, напротив, уверена, что он a peu pres находится в том же положении,
как и ты. И est tout simplement un agreable blagueur, un chevalier servant, [Просто он приятный балагур, услужливый кавалер (франц.)] невинный поставщик конфект и букетов, за которые, однако же, баронессе очень сильно достается от ревнивого Цыбули.
—
Господин субалтерн-офицер! — сказал он мне, возвысив голос
как на ученье, — вы вели себя
как ямщицки!
— Кончать надо… это так. И сам я вижу. Только кончим ли? Кабы вы настоящий «
господин» были — это точно… Вот
как березниковская барыня, например…
Но Коронат приходил не больше двух-трех раз в год, да и то с таким видом,
как будто его задолго перед тем угнетала мысль:"И создал же
господь бог родственников, которых нужно посещать!"Вообще это был молодой человек несообщительный и угрюмый; чем старше он становился, тем неуклюжее и неотесаннее делалась вся его фигура.
Вероятно, думал: увидит
барин,
какую Лукьяныч махину соорудил, скажет:"Эге! стало быть, хорошо старостой-то служить!"Представил мне всю семью, от старшего сына, которого незадолго перед тем из Москвы выписал, до мелконького-мелконького внучка Фомушки, ползавшего по полу на карачках.
— Благодарю — не ожидал! Так что, например, ежели я не верю, что будущий урожай или неурожай зависит от того, катали или не катали попа по полю в Егорьев день,
как верят этому
господа чебоксарцы, то я не могу называть себя религиозным человеком? Так ведь?
— К вопросу,
господа! — сказал я, — Вопрос заключается в следующем: вследствие неудач, испытанных Францией во время последней войны, Бисмарк отнял у последней Эльзас и Лотарингию и присоединил их к Германии. Имеет ли он право требовать, чтобы жители присоединенных провинций считали Германию своим отечеством и любили это новое отечество точно так,
как бы оно было для них старым отечеством?
—
Господа! — сказал он, — к удивлению моему, я с каждым днем все больше и больше убеждаюсь, что
как ни беспощадна полемика, которую ведет против меня наш общий друг Плешивцев, но, в сущности, мы ни по одному вопросу ни в чем существенном не расходимся.
И прожил бы он там спокойно остальные дни живота своего и, по всем вероятиям, даже изобрел бы средство избавлять домашних птиц от типуна,
как вдруг получил от графини письмо:"Любезный куманек,
господин Набрюшников!
— Многие из вас,
господа, не понимают этого, — сказал он, не то гневно, не то иронически взглядывая в ту сторону, где стояли члены казенной палаты, — и потому чересчур уж широкой рукой пользуются предоставленными им прерогативами. Думают только о себе, а про старших или совсем забывают, или не в той мере помнят, в
какой по закону помнить надлежит. На будущее время все эти фанаберии должны быть оставлены. Яздесь всех критикую, я-с. А на себя никаких критик не потерплю-с!