Неточные совпадения
Дорога от М. до Р.
идет семьдесят верст проселком. Дорога тряска и мучительна; лошади сморены, еле живы; тарантас сколочен на живую нитку; на половине дороги надо часа три кормить. Но на этот раз дорога
была для меня поучительна. Сколько раз проезжал я по ней, и никогда ничто не поражало меня: дорога как дорога, и лесом
идет, и перелесками, и полями, и болотами. Но вот лет десять, как я не
был на родине, не
был с тех пор, как помещики взяли в руки гитары и запели...
— Нет-с, до краев еще далеко
будет. Везде нынче этот разврат
пошел, даже духовные — и те неверующие какие-то сделались. Этта, доложу вам, затесался у нас в земские гласные поп один, так и тот намеднись при всей публике так и ляпнул: цифру мне подайте! цифру! ни во что, кроме цифры, не поверю! Это духовное-то лицо!
— Так-то вот мы и живем, — продолжал он. — Это бывшие слуги-то! Главная причина: никак забыть не можем. Кабы-ежели бог нам забвение
послал, все бы, кажется, лучше
было. Сломал бы хоромы-то, выстроил бы избу рублей в двести, надел бы зипун, трубку бы тютюном набил… царствуй! Так нет, все хочется, как получше. И зальце чтоб
было, кабинетец там, что ли, «мадам! перметте бонжур!», «человек! рюмку водки и закусить!» Вот что конфузит-то нас! А то как бы не жить! Житье — первый сорт!
Другой голос отвечает: «Хорошо бы это, только как же тут
быть! теперича у нас молоко-то робята хлебают, а тогда оно, значит, на недоимки
пойдет?..»
«Вы, — говорит мне господин Парначев, — коли к кому в гости приходите, так прямо
идите, а не подслушивайте!» А Лука Прохоров сейчас же за шапку и так-таки прямо и говорит: «Мы, говорит, Валериан Павлыч, об этом предмете в другое время побеседуем, а теперь между нами лишнее бревнышко
есть».
— А по моему мнению, это не только не к оправданию, но даже к отягчению их участи должно послужить. Потому, позвольте вас спросить: зачем с их стороны поспешность такая вдруг потребовалась? И зачем, кабы они ничего не опасались, им
было на цыпочках
идти? Не явствует ли…
— Всё-с, ваше высокородие! Словом сказать, всё-с. Хоша бы, например, артели, кассы… когда ж это видано? Прежде, всякий, ваше высокородие, при своем деле состоял-с: господин на службе
был, купец торговал, крестьянин, значит, на господина работал-с… А нынче, можно сказать, с этими кассами да с училищами, да с артелями вся чернядь в гору
пошла!
А
будет школа, и
пойдет, это, значит, везде свет.
P. S. Прости, Христа ради, что об Ерофееве так низко заключила. Теперь и сама вижу, что дела о скопцах не без выгоды.
Быть может, провидение нарочно
послало его, чтобы тебя утешить. Недаром же ты в каждом письме об нем писал: должно
быть, предчувствие
было, что понадобится".
Рассказывает, что нынче на все дороговизна
пошла, и
пошла оттого, что"прежние деньги на сигнации
были, а теперьче на серебро счет
пошел"; рассказывает, что дело торговое тоже трудное, что"рынок на рынок не потрафишь: иной раз дорого думаешь продать, ан ни за что спустишь, а другой раз и совсем, кажется, делов нет, ан вдруг бог подходящего человека
послал"; рассказывает, что в скором времени"объявления набору ждать надо"и что хотя набор — "оно конечно"…"одначе и без набору
быть нельзя".
Для черного люда у него
были такие щи,"что не продуешь", для помещиков — приветливое слово и умное рассуждение вроде того, что"прежде счет на сигнации
был, а нынче на серебро
пошел".
Конечно, и тогда встречались аферисты и пройдохи, но чтобы
идти по их следам, нужно
было иметь большую решимость и несомненную готовность претерпеть.
Пошли в дом; лестница отличная, светлая; в комнатах — благолепие. Сначала мне любопытно
было взглянуть, каков-то покажется Осип Иванович среди всей этой роскоши, но я тотчас же убедился, что для моего любопытства нет ни малейшего повода: до такой степени он освоился со своею новою обстановкой.
— Должно
быть, ваш генерал помещение для облигаций выгодное нашел; ну, акции-то и
пойдут, как будто на придачу.
Не обязан ли
был представить мне самый подробный и самый истинный расчет, ничего не утаивая и даже обещая, что буде со временем и еще найдутся какие-нибудь лишки, то и они
пойдут не к нему, а ко мне в карман?
— Опять ежели теперича самим рубить начать, — вновь начал Лукьяныч, — из каждой березы верно полсажонок выйдет. Ишь какая стеколистая выросла — и вершины-то не видать! А под парками-то восемь десятин — одних дров полторы тыщи саженей
выпилить можно! А молодятник сам по себе! Молодятник еще лучше после вырубки
пойдет! Через десять лет и не узнаешь, что тут рубка
была!
Нет, лучше уйти! какие тут тысячи, десятки тысяч саженей дров!
Пойдет ли на ум все это обилие гвоздья, кирпича, изразца, которым соблазняет меня старик! Кончить и уйти — вот это
будет хорошо!
— Здешний, из Долгинихи, Федор Никитин Чурилин. А Зайцем прозван оттого, что он на всяком месте словно бы из-под куста выпрыгнул. Где его и не ждешь, а он тут. Крестьянством не занимается, а только маклерит. Чуть где прослышит, что в разделку
пошло — ему уж и не сидится. С неделю места
есть, как он около нас кружит, да я все молчал. Сам, думаю, придет — ан вот и пришел.
— Много денег давать не надо. Он тоже ловок на чужие-то деньги чай
пить. Вы сами-то не давайте, ко мне
посылайте.
— И какой еще лес-то
пойдет! В десять лет и не узнаешь,
была ли тут рубка или нет! Место же здесь боровое, ходкое!
Коли, говорит, от тебя, ваше превосходительство, и впредь заслуга
будет, и впредь не оставлю, а теперь, говорит, закусим да в кабинет
пойдем, там по душе потолкуем.
— Да вы спросите, кто медали-то ему выхлопотал! — ведь я же! — Вы меня спросите, что эти медали-то стоят! Может, за каждою не один месяц, высуня язык, бегал… а он с грибками да с маслицем! Конечно, я за большим не гонюсь…
Слава богу! сам от царя жалованье получаю… ну, частная работишка тоже
есть… Сыт, одет… А все-таки, как подумаешь: этакой аспид, а на даровщину все норовит! Да еще и притесняет! Чуть позамешкаешься — уж он и тово… голос подает: распорядись… Разве я слуга… помилуйте!
Вследствие этого любовь и доверие дворянства к гостеприимному воплинскому хозяину росли не по дням, а по часам, и не раз
шла даже речь о том, чтоб почтить Утробина крайним знаком дворянского доверия, то
есть выбором в предводители дворянства, но генерал, еще полный воспоминаний о недавнем славном губернаторстве, сам постоянно отклонял от себя эту честь.
Одним словом, все
шло как нельзя лучше желать, и ни о каких признаках, предвещающих пришествие Антошки homo novus, не
было и в помине.
Тем не менее на глазах генерала работа по возведению новой усадьбы
шла настолько успешно, что он мог уже в июле перейти в новый, хотя далеко еще не отделанный дом и сломать старый. Но в августе он должен
был переселиться в губернский город, чтобы принять участие в работах комитета, и дело по устройству усадьбы замялось. Иону и Агнушку генерал взял с собой, а староста, на которого
было возложено приведение в исполнение генеральских планов, на все заочные понуждения отвечал, что крестьяне к труду охладели.
Все это
было хорошо, покуда теплились еще остатки прежней барской жизни, но теперь, когда
пошла речь об удовлетворении потребностей ежедневного расхода, шутки шутить
было уже не к лицу.
Тем не менее сначала это
была борьба чисто платоническая. Генерал один на один беседовал в кабинете с воображаемым нигилистом, старался образумить его, доказывал опасность сего, и хотя постоянно уклонялся от объяснения, что следует разуметь под словом сие,но по тем огонькам, которые бегали при этом в его глазах, ясно
было видно, что дело
идет совсем не о неведомом каком-то нигилизме, а о совершившихся новшествах, которые, собственно, и составляли неизбывную обиду, подлежавшую генеральскому отмщению.
Наконец генерал надумался и обратился к «батюшке». Отец Алексей
был человек молодой, очень приличного вида и страстно любимый своею попадьей. Он щеголял шелковою рясой и возвышенным образом мыслей и пленил генерала, сказав однажды, что"вера — главное, а разум — все равно что слуга на запятках:
есть надобность за чем-нибудь его
послать — хорошо, а нет надобности — и так простоит на запятках!"
Решили на том, чтоб
идти отцу Алексею к Анпетову и попробовать его усовестить. Эту миссию выполнил отец Алексей в ближайший воскресный день, но успеха не имел. Начал отец Алексей с того, что сказал, что всегда
были господа и всегда
были рабы.
Вне себя, генерал попробовал
послать рабочих, чтоб унять мерзавцев, но
был отбит.
И
будучи храбр от природы, решил
идти в лес один, без свиты, но в мундире.
«Сгною подлецов во временнообязанных, а на выкуп не
пойду… нет! никогда!» — воскликнул он тогда — и что же? теперь он не только пошелна выкуп, но и вынужден
был совершить его «по требованию одного владельца»…
Он не спросил себя, чем он
будет жить лично (у него, впрочем, оставалась в резерве пенсия), — он понял только, что
посылать больше нечего.
— Да-с, любезнейший родитель! Не могу похвалить ваши порядки! не могу-с!
Пошел в сад — ни души! на скотном — ни души! на конном — хоть шаром покати! Одного только ракалью и нашел — спит брюхом кверху! И надобно
было видеть, как негодяй изумился, когда я ему объяснил, что он нанят не для спанья, а для работы! Да-с! нельзя похвалить-с! нельзя-с!
Несмотря на безмолвный протест отца, путешествия Петеньки на «Мысок» продолжались. Он сделал в этом отношении лишь ту уступку, что производил свои посещения во время послеобеденного сна старика. Вообще в поведении Петеньки и Стрелова
было что-то таинственное,
шли между ними какие-то деятельные переговоры, причем Петенька некоторое время не соглашался, а Стрелов настаивал и, наконец, настоял.
— Нехороши наши места стали, неприглядны, — говорит мой спутник, старинный житель этой местности, знающий ее как свои пять пальцев, — покуда леса
были целы — жить
было можно, а теперь словно последние времена пришли. Скоро ни гриба, ни ягоды, ни птицы — ничего не
будет.
Пошли сиверки, холода, бездождица: земля трескается, а пару не дает. Шутка сказать: май в половине, а из полушубков не выходим!
Народ нонче все гольтепа, бездомовый
пошел: на что ни пустись — все ему хуже прежнего не
будет.
— Да тоже главная причина та, что всякий норовит поскорей нажиться. У нас в городе и сейчас все лавки больной говядиной полнехоньки. Торговец-то не смотрит на то, какой от этого разор
будет, а норовит, как бы ему барыша поскорей нажить. Мужик купит на праздник говядинки, привезет домой, вымоет, помои выплеснет, корова понюхает — и
пошла язва косить!
— А то и
будет, что все врозь
пойдет!
— "Прекрасно, — отвечаю я, — я первый соглашаюсь с вами, я даже
иду далее вас и утверждаю, что совместное существование таких представлений, как вечность и владение,
есть не что иное, как неестественнейший конкубинат.
Педагог с минуту колебался, но потом махнул рукой и согласился. Его примеру последовали и депутаты. Через пять минут в каюте
были раскинуты два стола, за которыми
шла игра, перемежаемая беседой по душе.
Впоследствии,
идя постепенно, потихоньку да помаленьку, исподволь да не торопясь, мы, с божьею помощью, все их по очереди переберем, а
быть может, по каждому издадим сто один том «Трудов», но теперь мы должны проникнуться убеждением, что нам следует глядеть в одну точку, а не во множество-с.
Это
была целая система, именно в том и заключавшаяся, чтоб никто ни в чем не мог уличить, а между тем всякий бы чувствовал, что нечто
есть, и только вот теперь эта система
пошла настоящим образом в ход!
Но, Dieu merci, [
слава богу (франц.)] этого нет и не
будет, потому что это запрещено.
— Так ли это, однако ж? Вот у меня
был знакомый, который тоже так думал:"Попробую, мол, я не кормить свою лошадь: может
быть, она и привыкнет!"И точно, дней шесть не кормил и только что, знаешь, успел сказать:"Ну,
слава богу! кажется, привыкла!" — ан лошадь-то возьми да и издохни!
Результаты в обоих случаях выходили одинаковые, и действительно, Митенька
шел вперед столь же быстрыми шагами, как и Сенечка, с тою только разницей, что Сенечка мог надеяться всплыть наверх в таком случае, когда
будет запрос на пошлецов восторженных, а Митенька — в таком, когда
будет запрос на пошлецов непромокаемых.
И припоминала ей беспощадная память все оскорбления, на которые
был так щедр ее любимчик; подсказывала она ей, как он однажды, пьяный, ворвался к ней в комнату и, ставши перед ней с кулаками, заревел:"Сейчас
послать в город за шампанским, не то весь дом своими руками передушу!""И передушил бы!" — невольно повторяет Марья Петровна при этом воспоминании.
Едет Сенечка на перекладной, едет и дремлет. Снится ему, что маменька костенеющими руками благословляет его и говорит:"Сенечка, друг мой! вижу, вижу, что я
была несправедлива против тебя, но так как ты генерал, то оставляю тебе… мое материнское благословение!"Сенечка вздрагивает, кричит на ямщика:"
пошел!"и мчится далее и далее, до следующей станции.
En somme, c'est un pauvre sire, [В общем, это жалкий господин (франц.)] и
было бы даже удивительно, что Полина (c'est le petit nom de la dame en question [таково имя дамы, о которой
идет речь (франц.)]) интересуется им, если б он не
был богат.
Я сидел у растворенного окна, смотрел на полную луну и мечтал. Сначала мои мысли
были обращены к ней,но мало-помалу они приняли серьезное направление. Мне живо представилось, что мы
идем походом и что где-то, из-за леса, показался неприятель. Я, по обыкновению, гарцую на коне, впереди полка, и даю сигнал к атаке. Тррах!.. ружейные выстрелы, крики, стоны, «руби!», «коли!». Et, ma foi! [И, честное слово! (франц.)] через пять минут от неприятеля осталась одна окрошка!