Неточные совпадения
Обратил взоры
мои во внутренность
мою — и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо
на окружающие его предметы.
— По счастию
моему случившаяся
на дороге рытвина, в которую кибитка
моя толкнулась, меня разбудила.
Мне его так же хотелось попотчевать, как прежних ямщиков, когда они в обмане приличались; но щедрость
моя, давая
на водку городскому повозчику, побудила софийских ямщиков запрячь мне поскорее лошадей, и в самое то время, когда я намерялся сделать преступление
на спине комиссарской, зазвенел
на дворе колокольчик.
На вопрос
мой — кто он был? — узнал я, что то был старого покрою стряпчий, едущий в Петербург с великим множеством изодранных бумаг, которые он тогда разбирал.
Посильными
моими трудами я собрал родословную,
на ясных доводах утвержденную, многих родов российских.
Милостивый государь! — продолжал он, указывая
на свои бумаги, — все великороссийское дворянство долженствовало бы купить
мой труд, заплатя за него столько, сколько ни за какой товар не платят.
Не успел я войти в почтовую избу, как услышал
на улице звук почтового колокольчика, и чрез несколько минут вошел в избу приятель
мой Ч… Я его оставил в Петербурге, и он намерения не имел оттуда выехать так скоро. Особливое происшествие побудило человека нраву крутого, как то был
мой приятель, удалиться из Петербурга, и вот что он мне рассказал.
Но, желая поездку
мою обратить в пользу, вознамерился съездить в Кронштат и
на Систербек, где, сказывали мне, в последнее время сделаны великие перемены.
Внезапу острый свист возникающего вдали ветра разгнал
мой сон, и отягченным взорам
моим представлялися сгущенные облака, коих черная тяжесть, казалось, стремила их нам
на главу и падением устрашала.
Я знал, что живущие в ней солдаты содержали лодки, в которых, ездя по заливу, собирали булыжник
на продажу для мостовых; я и не ошибся в
моей надежде.
Вообрази себя,
мой друг,
на краю гроба, не почувствуешь ли корчащий мраз, лиющийся в твоих жилах и завременно жизнь пресекающий.
Я вслед за
моим приятелем скакал так скоро, что настиг его еще
на почтовом стану.
Неосновательность
моя причиною была, что я доверил лживому человеку, который, лично попавшись в преступлении, был от откупу отрешен, и, по свидетельству будто его книг, сделался, по-видимому,
на нем большой начет.
В то время как я сделался в откупу порукою, имения за мною никакого не было, но по обыкновению послано было запрещение
на имение
мое в гражданскую палату.
Жена
моя на третий день после родов своих умерла.
В толико жестоком отчаянии, лежащу мне над бездыханным телом
моей возлюбленной, один из искренних
моих друзей прибежал ко мне: — Тебя пришли взять под стражу, команда
на дворе.
Возмущенные соки мыслию стремилися, мне спящу, к голове и, тревожа нежный состав
моего мозга, возбудили в нем воображение. Несчетные картины представлялись мне во сне, но исчезали, как легкие в воздухе пары. Наконец, как то бывает, некоторое мозговое волокно, тронутое сильно восходящими из внутренних сосудов тела парами, задрожало долее других
на несколько времени, и вот что я грезил.
Здесь меч лежал
на столпе, из сребра изваянном,
на коем изображалися морские и сухопутные сражения, взятие городов и прочее сего рода; везде видно было вверху имя
мое, носимое Гением славы, над всеми сими подвигами парящим.
Тут виден был скипетр
мой, возлежащий
на снопах, обильными класами отягченных, изваянных из чистого злата и природе совершенно подражающих.
Венец
мой возвышен был паче всего и возлежал
на раменах сильного исполина, воскраие же его поддерживаемо было истиною.
Взоры их изъявляли удовольствие
на меня смотреть и желания их стремились
на предупреждение
моих, если бы они возродились.
Подобно как в мрачную атмосферу, густым туманом отягченную, проникает полуденный солнца луч, летит от жизненной его жаркости сгущенная парами влага и, разделенная в составе своем, частию, улегчася, стремительно возносится в неизмеримое пространство эфира и частию, удержав в себе одну только тяжесть земных частиц, падает низу стремительно, мрак, присутствовавший повсюду в небытии светозарного шара, исчезает весь вдруг и, сложив поспешно непроницательной свой покров, улетает
на крылех мгновенности, не оставляя по себе ниже знака своего присутствования, — тако при улыбке
моей развеялся вид печали,
на лицах всего собрания поселившийся; радость проникла сердца всех быстротечно, и не осталося косого вида неудовольствия нигде.
— Учредителю плавания я рек: — Да корабли
мои рассеются по всем морям, да узрят их неведомые народы; флаг
мой да известен будет
на Севере, Востоке, Юге и Западе.
— Тогда, восстав от места
моего, возлагал я различные знаки почестей
на предстоящих; отсутствующие забыты не были, но те, кои приятным видом словам
моим шли во сретение, имели большую во благодеяниях
моих долю.
Но обрати теперь взоры свои
на себя и
на предстоящих тебе, воззри
на исполнение твоих велений, и если душа твоя не содрогнется от ужаса при взоре таковом, то отыду от тебя, и чертог твой загладится навсегда в памяти
моей.
Воззрение
на нее вливало в душу
мою радость.
На перстах
моих виделися мне остатки мозга человеческого; ноги
мои стояли в тине.
Военачальник
мой, посланный
на завоевание, утопал в роскоши и веселии.
Я зрел пред собою единого знаменитого по словесам военачальника, коего я отличными почтил знаками
моего благоволения; я зрел ныне ясно, что все его отличное достоинство состояло в том только, что он пособием был в насыщении сладострастия своего начальника; и
на оказание мужества не было ему даже случая, ибо он издали не видал неприятеля.
Начальник, полетевший для исполнения
моих велений
на крылех ветра, простерши
на мягкой постеле свои члены, упоялся негою и любовию в объятиях наемной возбудительницы его сладострастия.
Если бы воссел
на сии корабли, то, в веселиях начав путешествие и в веселиях его скончая, столь же бы много сделал открытий, сидя
на одном месте (и в
моем государстве), толико же бы прославился; ибо ты бы почтен был твоим государем.
Я мнил в ослеплении
моем, что ненужная казна общественная
на государственные надобности не может лучше употребиться, как
на вспоможение нищего,
на одеяние нагого,
на прокормление алчущего, или
на поддержание погибающего противным случаем, или
на мзду не радящему о стяжании достоинству и заслуге.
Но сколь прискорбно было видеть, что щедроты
мои изливалися
на богатого,
на льстеца,
на вероломного друга,
на убийцу иногда тайного,
на предателя и нарушителя общественной доверенности,
на уловившего
мое пристрастие,
на снисходящего
моим слабостям,
на жену, кичащуюся своим бесстыдством.
Видя во всем толикую превратность, от слабости
моей и коварства министров
моих проистекшую, видя, что нежность
моя обращалася
на жену, ищущую в любви
моей удовлетворения своего только тщеславия и внешность только свою
на услаждение
мое устрояющую, когда сердце ее ощущало ко мне отвращение, — возревел я яростию гнева: — Недостойные преступники, злодеи! вещайте, почто во зло употребили доверенность господа вашего? предстаньте ныне пред судию вашего.
Не в состоянии я был продолжать пути и трястися
на деревянных дрогах (пружин у кибитки
моей не было).
Лекарство со мною хотя всегда ездило в запасе, но, по пословице:
на всякого мудреца довольно простоты, — против бреду я себя не предостерег, и оттого голова
моя, приехав
на почтовый стан, была хуже болвана.
Когда умру, будет время довольно
на неосязательность, и душенька
моя набродится досыта.
На мосту вышел я из кибитки
моей, дабы насладиться зрелищем течения Волхова.
Да чем могут заимодавцы
мои на меня жаловаться?
Между тем как в кибитке
моей лошадей переменяли, я захотел посетить высокую гору, близ Бронниц находящуюся,
на которой, сказывают, в древние времена до пришествия, думаю, славян, стоял храм, славившийся тогда издаваемыми в оном прорицаниями, для слышания коих многие северные владельцы прихаживали.
На том месте, повествуют, где ныне стоит село Бронницы, стоял известный в северной древней истории город Холмоград. Ныне же
на месте славного древнего капища построена малая церковь.
Восходя
на гору, я вообразил себя преселенного в древность и пришедшего, да познаю от державного божества грядущее и обрящу спокойствие
моей нерешимости.
Возвед потом очи
мои, обратив взоры
на близстоящие селения: — Се хижины уничижения, — вещал я, —
на месте, где некогда град великий гордые возносил свои стены.
В Зайцове
на почтовом дворе нашел я давнишнего
моего приятеля г. Крестьянкина.
Сперва не хотел он
на себя принять сего звания, но, помыслив несколько, сказал он мне: —
Мой друг, какое обширное поле отверзается мне
на удовлетворение любезнейшей склонности моея души! какое упражнение для мягкосердия!
С презрением взирал, что для освобождения действительного злодея и вредного обществу члена или дабы наказать мнимые преступления лишением имения, чести, жизни начальник
мой, будучи не в силах меня преклонить
на беззаконное очищение злодейства или обвинение невинности, преклонял к тому
моих сочленов, и нередко я видел благие
мои расположения исчезавшими, яко дым в пространстве воздуха.
Нередко в затруднительных случаях, когда уверение в невинности названного преступником меня побуждало
на мягкосердие, я прибегал к закону, дабы искати в нем подпору
моей нерешимости; но часто в нем находил вместо человеколюбия жестокость, которая начало свое имела не в самом законе, но в его обветшалости.
Если, идущу мне, нападет
на меня злодей и, вознесши над головою
моею кинжал, восхочет меня им пронзить, — убийцею ли я почтуся, если я предупрежду его в его злодеянии и бездыханного его к ногам
моим повергну?
Если нынешнего века скосырь, привлекший должное
на себя презрение, восхочет оное
на мне отомстить и, встретясь со мною в уединенном месте, вынув шпагу, сделает
на меня нападение, да лишит меня жизни или, по крайней мере, да уязвит меня, — виновен ли я буду, если, извлекши
мой меч
на защищение
мое, я избавлю общество от тревожащего спокойствие его члена?
Мздоимство
мое основали они
на том, что асессорша за мужнину смерть мстить не желала, а, сопровождаемая своею корыстию и следуя правилам своего мужа, желала крестьян избавить от наказания, дабы не лишиться своего имения, как то она говорила.
Посылает он за
моими сочленами, увещевает их, представляет гнусность таких мнений, что они оскорбительны для дворянского общества, что оскорбительны для верховной власти, нарушая ее законоположения; обещает награждение исполняющим закон, претя мщением не повинующимся оному; и скоро сих слабых судей, не имеющих ни правил в размышлениях, ни крепости духа, преклоняет
на прежние их мнения.