Цитаты со словосочетанием «чем не»
Наши стихи вообще не клеились, а Пушкин мигом прочел два четырехстишия, которые всех нас восхитили. Жаль,
что не могу припомнить этого первого поэтического его лепета. Кошанский взял рукопись к себе. Это было чуть ли не в 811-м году, и никак не позже первых месяцев 12-го. Упоминаю об этом потому, что ни Бартенев, ни Анненков ничего об этом не упоминают. [П. И. Бартенев — в статьях о Пушкине-лицеисте («Моск. ведом.», 1854). П. В. Анненков — в комментариях к Сочинениям Пушкина. Стих. «Роза» — 1815 г.]
Странное смешение в этом великолепном создании! Никогда не переставал я любить его; знаю, что и он платил мне тем же чувством; но невольно, из дружбы к нему, желалось, чтобы он, наконец, настоящим образом взглянул на себя и понял свое призвание. Видно, впрочем,
что не могло и не должно было быть иначе; видно, нужна была и эта разработка, коловшая нам, слепым, глаза.
«Как же ты мне никогда не говорил, что знаком с Николаем Ивановичем? Верно, это ваше общество в сборе? Я совершенно нечаянно зашел сюда, гуляя в Летнем саду. Пожалуйста, не секретничай: право, любезный друг, это ни на
что не похоже!»
Он написал листов тысячу, чтобы доказать: qu'il ne peut exister d'être intelligent Créateur et régulateur, [
Что не может существовать существа разумного, создателя и правителя (франц.).] мимоходом уничтожая слабые доказательства бессмертия души.
Мне показалось, что он вообще неохотно об этом говорил; я это заключил по лаконическим отрывистым его ответам на некоторые мои спросы, и потому я его просил оставить эту статью, тем более что все наши толкования ни к
чему не вели, а только отклоняли нас от другой, близкой нам беседы. Заметно было, что ему как будто несколько наскучила прежняя шумная жизнь, в которой он частенько терялся.
При этом вопросе рассказал мне, будто бы император Александр ужасно перепугался, найдя его фамилию в записке коменданта о приезжих в столицу, и тогда только успокоился, когда убедился,
что не он приехал, а брат его Левушка.
Хвалил своих соседей в Тригорском, [Соседи в Тригорском — семья П. А. Осиповой.] хотел даже везти меня к ним, но я отговорился тем, что приехал на такое короткое время,
что не успею и на него самого наглядеться.
Когда я ему сказал,
что не я один поступил в это новое служение отечеству, он вскочил со стула и вскрикнул: «Верно, все это в связи с майором Раевским, которого пятый год держат в Тираспольской крепости и ничего не могут выпытать».
Я привез Пушкину в подарок Горе от ума;он был очень доволен этой тогда рукописной комедией, до того ему вовсе почти незнакомой. После обеда, за чашкой кофе, он начал читать ее вслух; но опять жаль,
что не припомню теперь метких его замечаний, которые, впрочем, потом частию явились в печати.
Что говорить об этом вздоре!» Тут Пушкин как ни в
чем не бывало продолжал читать комедию — я с необыкновенным удовольствием слушал его выразительное и исполненное жизни чтение, довольный тем, что мне удалось доставить ему такое высокое наслаждение.
Горлов отстранен от должности за то,
что не понял высочайшей воли, хотя она и не была объявлена.
Слушая этот горький рассказ, я сначала решительно как будто не понимал слов рассказчика, — так далека от меня была мысль, что Пушкин должен умереть во цвете лет, среди живых на него надежд. Это был для меня громовой удар из безоблачного неба — ошеломило меня, а вся скорбь не вдруг сказалась на сердце. — Весть эта электрической искрой сообщилась в тюрьме — во всех кружках только и речи было, что о смерти Пушкина — об общей нашей потере, но в итоге выходило одно: что его не стало и
что не воротить его!
В Петербурге навещал меня, больного, Константин Данзас. Много говорил я о Пушкине с его секундантом. Он, между прочим, рассказал мне, что раз как-то, во время последней его болезни, приехала У. К. Глинка, сестра Кюхельбекера; но тогда ставили ему пиявки. Пушкин просил поблагодарить ее за участие, извинился,
что не может принять. Вскоре потом со вздохом проговорил: «Как жаль, что нет теперь здесь ни Пущина, ни Малиновского!»
— Эти слова между нами не должны казаться сильными и увеличенными — мы не на них основали нашу связь, потому ясмело их пишу, зная, что никакая земная причина не нарушит ее; истинно благодарен вам за утешительные строки, которые я от вас имел, и душевно жалею,
что не удалось мне после приговора обнять вас и верных друзей моих, которых прошу вас обнять; называть их не нужно — вы их знаете; надеюсь, что расстояние 7 тысяч верст не разлучит сердец наших.
Я часто вспоминаю слова ваши,
что не трудно жить, когда хорошо, а надобно быть довольным, когда плохо. Благодаря бога я во всех положениях довольно спокоен и очень здоров — что бог даст вперед при новом нашем образе жизни в Читинской, что до сих пор от нас под большим секретом, — и потому я заключаю, что должно быть одно из двух: или очень хорошо, или очень дурно.
Прощаясь, я немного надеялся кого-нибудь из вас видеть в Ладоге или по крайней мере найти письмо. Впрочем, вы хорошо сделали,
что не приехали, ибо Желдыбин никак бы не позволил свидания. Благодарите Кошкуля, но между тем скажите, что я никак не понимаю, отчего он не мог слова мне сказать об вас.
— Откровенно признается вам,
что не так легко приводить в исполнение это правило, но тем не менее находит в себе силы переносить настоящее свое положение и надеется и впредь не ослабеть духом.
Премилое получил письмо от почтенного моего Егора Антоновича; жалею,
что не могу тебе дать прочесть. На листе виньетка, изображающая Лицей и дом директорский с садом. Мильон воспоминаний при виде этих мест! — С будущей почтой поговорю с ним. До сих пор не писал еще к Розену и не отвечал Елизавете Петровне.
Как жаль мне, добрый Иван Дмитриевич,
что не удалось с вами повидаться; много бы надобно поговорить о том, чего не скажешь на бумаге, особенно когда голова как-то не в порядке, как у меня теперь. Петр Николаевич мог некоторым образом сообщать вам все, что от меня слышал в Тобольске. У Михайлы Александровича погостил с особенным удовольствием: добрая Наталья Дмитриевна приняла меня, как будто мы не разлучались; они оба с участием меня слушали — и время летело мигом.
Не могу простить себе,
что не умел настоять при разлуке: она слишком тяжела, чтобы не постараться скорее прекратить ее.
Трудно еще откладывать, хоть чувствую,
что не могу представиться к вам в таком виде, в котором вы привыкли видеть вашегоJeannot.
Семенов сам не пишет, надеется, что ему теперь разрешат свободную переписку. Вообразите, что в здешней почтовой экспедиции до сих пор предписание — не принимать на его имя писем; я хотел через тещу Басаргина к нему написать — ей сказали, что письмо пойдет к Талызину. Городничий в месячных отчетах его аттестует, как тогда, когда он здесь находился, потому
что не было предписания не упоминать о человеке, служащем в Омске. Каков Водяников и каковы те, которые читают такого рода отчеты о государственных людях?
Фонвизин уведомил меня,
что не будет отказа, и ужасно приглашает побывать у них, — я с удовольствием туда отправлюсь, может быть, Дьяков, тамошний хваленый доктор, что-нибудь хорошего со мной сделает, во всяком случае будет маленькое развлечение от туринской хандры, которая как-то поселилась во мне с здешним воздухом и делает меня равнодушным ко всем прелестям города.
Мне очень жаль,
что не прежде получил ваши листки, — теперь я отправлюсь в Тобольск, куда просился съездить для советов с медиком, и вряд ли буду иметь возможность исполнить ваше желание насчет описания Туринска.
Я теперь попрежнему хлопочу и, кажется, наверстываю то время,
что не мог возиться…
Мне ужасно досадно, что у бедной женщины отнимают единственное ее богатство, и по этому случаю еще больше жалею,
что не застал в Ялуторовске К. К. Надеюсь, что вы теперь получили подробные известия от Якушкина.
Прощайте. Басаргин пришел звать ходить. Да и вам пора отдохнуть от моей болтовни.
Чего не сказал, то до другого раза. Не знаю, сказал ли что-нибудь путного. Судите сами, я не берусь читать своего письма. Жажду вашего листка. Пожалуйста, доставляйте мне иногда весточку через Дорофеева.
Бобрищев-Пушкин уже прислал мне в переплете нашу рукопись. Кой-где подскабливаю и отправлю недели через две к Энгельгардту. Кажется, перевод изрядный, по крайней мере довольно отчетливый,
что не всегда бывает врусских изданиях…
К Ершову я не пишу сам потому,
что не люблю начинать переписки…
Ентальцевы помаленьку собираются к вам; не очень понимаю, зачем она сюда приезжала. Пособия мужу не получила от факультета полупьяного. [Факультетом Пущин называл врача.] Развлечения также немного. Я иногда доставляю ей утешение моего лицезрения, но это утешение так ничтожно,
что не стоит делать шагу. Признаюсь вам, когда мне случается в один вечер увидеть обоих — Н. С. и Ан. Вас, то совершенно отуманится голова. Сам делаешься полоумным…
Неприятные слухи доходят оттуда, будто бы наши там до того перессорились,
что не видаются между собой.
Пожалуй, ты заставишь иногда думать,
что не нужно и свободы для этого класса.
За три дня до появления сюда Жадовского я послал к вам письмо через Мясникова — и мне теперь досадно,
что не адресовал к другому лицу.
Она могла бы тотчас отделиться от метрополии и ни в
чем не нуждалась бы — богата всеми дарами царства природы.
От Ивана Дмитриевича я узнал, что я мудрец. Такое известие меня несколько удивило, но, впрочем, оно ни к
чему не обязывает.
Очень жалею,
что не могу ничем участвовать в постройке читинской церкви. Тут нужно что-нибудь значительнее наших средств. К тому же я всегда по возможности лучше желаю помочь бедняку какому-нибудь, нежели содействовать в украшениях для строящихся церквей. По-моему, тут моя лепта ближе к цели. Впрочем, и эти убеждения не спасают от частых налогов по этой части. Необыкновенно часто приходят с кружками из разных мест, и не всегда умеешь отказать…
Я счел лучшим действовать предварительными дипломатическими нотами, интервенциями, потому
что не хотел, чтоб мои родные вообразили себе, что я в самом деле нуждаюсь в серном купанье…
Он рассказывает, что К. К. за три дни до смерти все говорила, что должна умереть, сделала завещание, присоединилась к русской церкви, потому
что не было пастора.
Я выдержал такое лечение,
что не всякий и поверит.
Прекрасно сделали, что приютили Толя. По правде, это наше дело — мы, старожилы сибирские, должны новых конскриптов [Внесенных в списки «государственных преступников».] сколько-нибудь опекать, беда только в том,
что не всех выдают. В Омске продолжается то же для них житье, хоть несколько помягче, после смены плац-майора Кривцова.
Прощайте покамест.
Чего не договариваю, вы догадаетесь сами.
Между тем говорит,
что не может встать и принять его в другой комнате.
После приобщения он поручил Михаилу Александровичу съездить к Виноградскому (который тогда правил должность губернатора) и сказать ему пожелание, чтобы в случае его кончины Анненков, Свистунов и Муравьев были его душеприказчиками и чтобы полиция ни во
что не вмешивалась.
Я все надеюсь,
что не с гнилого Запада явится заря, а с Востока, то есть от соединения славянских племен.
В августе был у меня Яков Дмитриевич; объезжая округ, он из Перми завернул ко мне и погостил четыре дня. Вполне наш. Это был праздник — добрый человек, неизменно привязанный к нам по старине. Велел очень кланяться тебе и брату. Он очень жалеет,
что не мог быть у вас за Байкалом до выезда из Иркутска. Теперь его постоянное жительство в Омске. Сашенька здорова, но все же опасаются нервических ее припадков.
Что будет дальше — неизвестно и также трудно разгадать, как все современные вопросы, о которых дал себе слово не писать, а только спорить и кричать без конца. Это и исполняется при наших сходках. Если угодно участвовать, милости просим сюда. Однако донесения из Крыма так на меня подействовали, что несколько дней и не спорил. Грешно потчевать православных такими бюллетенями. — Но я забыл,
что не пишу о событиях.
При этом случае должен вам сказать,
что не замечаю в себе ни малейшего охлаждения.
С другой стороны, и наши враги, может быть, поймут,
что не к чему елозить и мучиться.
Извините,
что не буду политиковать.
[В одном из предыдущих писем к брату, от 26 января, Пущин заявляет,
что не решается писать ему почтой о своих переживаниях в связи с переговорами о мире после Крымской войны; «Как ни желаю замирения, но как-то не укладывается в голове и сердце, что будут кроить нашу землю…
Неточные совпадения
Как быть! Надобно приняться за старину. От вас, любезный друг, молчком
не отделаешься — и то уже совестно,
что так долго откладывалось давнишнее обещание поговорить с вами на бумаге об Александре Пушкине, как, бывало, говаривали мы об нем при первых наших встречах в доме Бронникова. [В доме Бронникова жил Пущин в Ялуторовске, куда приезжал в 1853–1856 гг. Е. И. Якушкин для свидания с отцом, декабристом И. Д. Якушкиным.] Прошу терпеливо и снисходительно слушать немудрый мой рассказ.
Не знаю почему, тогда вдруг мне показалось,
что нескромно вынимать из тайника сердца заревые его трепетания, волнения, заблуждения и верования!
Услышав наш ответ, он несколько задумался и потом очень Важно сказал окружавшим его: «Да, это
не то,
что университет,
не то,
что кадетский корпус,
не гимназия,
не семинария — это…
— Надобно сознаться,
что определение очень забавно, хотя далеко
не точно.
Подозвал дежурного чиновника и объявил ему,
что андреевскому кавалеру [П. И. Пущин имел орден Андрея Первозванного.]
не приходится ждать,
что ему нужен Алексей Кириллович, а
не туалет его.
При всякой возможности я отыскивал Пушкина, иногда с ним гулял в Летнем саду; эти свидания вошли в обычай, так
что, если несколько дней меня
не видать, Василий Львович, бывало, мне пеняет: он тоже привык ко мне, полюбил меня.
Именно замечательно,
что она строго наблюдала, чтоб наши ласки
не переходили границ, хотя и любила с нами побалагурить и пошалить, а про нас и говорить нечего: мы просто наслаждались непринужденностию и некоторою свободою в обращении с милой девушкой.
Все мы видели,
что Пушкин нас опередил, многое прочел, о
чем мы и
не слыхали, все,
что читал, помнил; но достоинство его состояло в том,
что он отнюдь
не думал выказываться и важничать, как это очень часто бывает в те годы (каждому из нас было 12лет) с скороспелками, которые по каким-либо обстоятельствам и раньше и легче находят случай чему-нибудь выучиться.
Случалось точно удивляться переходам в нем: видишь, бывало, его поглощенным
не по летам в думы и чтения, и тут же [В рукописи было: «бесится до неистовства», зачеркнуто.] внезапно оставляет занятия, входит в какой-то припадок бешенства за то,
что другой, ни на
что лучшее
не способный, перебежал его или одним ударом уронил все кегли.
Мы, школьники, больше всех были рады,
что он замолк: гости сидели, а мы должны были стоя слушать его и ничего
не слышать.
[В. Ф. Малиновский был «бледен как смерть» и волновался потому,
что вынужден был читать
не свою речь, забракованную министром А. К. Разумовским за ее прогрессивное содержание, а речь, составленную И. И. Мартыновым по приказанию министра в реакционном духе.]
В продолжение всей речи ни разу
не было упомянуто о государе: это небывалое дело так поразило и понравилось императору Александру,
что он тотчас прислал Куницыну владимирский крест — награда, лестная для молодого человека, только
что возвратившегося, перед открытием Лицея, из-за границы, куда он был послан по окончании курса в Педагогическом институте, и назначенного в Лицей на политическую кафедру.
Этот почтенный человек
не предвидел тогда,
что ему придется быть директором Лицея в продолжение трех первых выпусков.
Жизнь наша лицейская сливается с политическою эпохою народной жизни русской: приготовлялась гроза 1812 года. Эти события сильно отразились на нашем детстве. Началось с того,
что мы провожали все гвардейские полки, потому
что они проходили мимо самого Лицея; мы всегда были тут, при их появлении, выходили даже во время классов, напутствовали воинов сердечною молитвой, обнимались с родными и знакомыми — усатые гренадеры из рядов благословляли нас крестом.
Не одна слеза тут пролита.
Все это вместе было причиной,
что вообще
не вдруг отозвались ему на егопривязанность к лицейскому кружку, которая с первой поры зародилась в нем,
не проявляясь, впрочем, свойственною ей иногда пошлостью.
Ты вспомни быстрые минуты первых дней,
Неволю мирную, шесть лет соединенья,
Печали, радости, мечты души твоей,
Размолвки дружества и сладость примиренья,
Что было и
не будет вновь…
Сие наименование само по себе означает
не что иное, как надпись, и оно сохранило у греков свое первоначальное значение…
Педант есть
не что иное, как служитель ученого…
Повторяю свое мнение и рад говорить вечно,
что легче найти квадратуру круга, нежели средство написать путешествие сообразно с истиною и скромностию,
не введя в замешательство себя самого или какого-нибудь другого честного человека» (переведено с немецкого; напечатано в «Вестнике Европы» за 1814 г., т. 78, № 22, ноябрь, отд.
Фома был дядька, который купил нам ром. Мы кой-как вознаградили его за потерю места. Предполагается,
что песню поет Малиновский, его фамилию
не вломаешь в стих. Барон — для рифмы, означает Дельвига.
Сидели мы с Пушкиным однажды вечером в библиотеке у открытого окна. Народ выходил из церкви от всенощной; в толпе я заметил старушку, которая о чем-то горячо с жестами рассуждала с молодой девушкой, очень хорошенькой. Среди болтовни я говорю Пушкину,
что любопытно бы знать, о
чем так горячатся они, о
чем так спорят, идя от молитвы? Он почти
не обратил внимания на мои слова, всмотрелся, однако, в указанную мною чету и на другой день встретил меня стихами...
Кайданов взял его за ухо и тихонько сказал ему: «
Не советую вам, Пушкин, заниматься такой поэзией, особенно кому-нибудь сообщать ее. И вы, Пущин,
не давайте волю язычку», — прибавил он, обратясь ко мне. Хорошо,
что на этот раз подвернулся нам добрый Иван Кузьмич, а
не другой кто-нибудь.
Спасибо и Карпову,
что он из математического фанатизма
не вел войны с его поэзией.
Пушкин охотнее всех других классов занимался в классе Куницына, и то совершенно по-своему: уроков никогда
не повторял, мало
что записывал, а чтобы переписывать тетради профессоров (печатных руководств тогда еще
не существовало), у него и в обычае
не было: все делалось а livre ouvert.
Я, с своей стороны, старался доказать ему,
что Энгельгардт тут действовал отлично; он никак
не сознавал этого, все уверял меня,
что Энгельгардт, защищая его, сам себя защищал.
Тут крылось что-нибудь,
чего он никак
не хотел мне сказать; наконец, я перестал и настаивать, предоставя все времени.
От сближения нашего с женским обществом зарождался платонизм в чувствах: этот платонизм
не только
не мешал занятиям, но придавал даже силы в классных трудах, нашептывая,
что успехом можно порадовать предмет воздыханий.
Он отвечал,
что чуть ли
не более десяти человек этого желают (и Пушкин тогда колебался, но родные его были против, опасаясь за его здоровье).
К этой просьбе присовокупил,
что он никогда
не носил никакого оружия, кроме того, которое у него всегда в кармане, — и показал садовый ножик.
Долго они торговались; наконец, государь кончил тем,
что его
не переспоришь.
К этому он прибавил,
что в продолжение многих лет никогда
не видал камер-пажа ни на прогулках, ни при выездах царствующей императрицы.
Кто
не спешил в тогдашние наши годы соскочить со школьной скамьи; но наша скамья была так заветно-приветлива,
что невольно, даже при мысли о наступающей свободе, оглядывались мы на нее.
Илличевскогостихов
не могу припомнить; знаю только,
что они все кончались рифмой на Пущин. Это было очень оригинально. [Стих. Илличевского
не обнаружено.]
Не знаю, к счастию ли его, или несчастию, он
не был тогда в Петербурге, а то
не ручаюсь,
что в первых порывах, по исключительной дружбе моей к нему, я, может быть, увлек бы его с собою.
Говоришь, бывало: «
Что тебе за охота, любезный друг, возиться с этим народом; ни в одном из них ты
не найдешь сочувствия, и пр.» Он терпеливо выслушает, начнет щекотать, обнимать,
что, обыкновенно, делал, когда немножко потеряется.
Не нужно было спрашивать, кто приходил. Кроме того, я понял,
что этот раз Пушкин и ее
не застал.
Очень жаль,
что этот смело набросанный очерк в разгроме 1825 года
не уцелел, как некоторые другие мелочи.
Мне и на этот раз легко было без большого обмана доказать ему,
что это совсем
не собрание общества, им отыскиваемого,
что он может спросить Маслова и
что я сам тут совершенно неожиданно.
«Ты знаешь, Пушкин,
что я отнюдь
не литератор, и, вероятно, удивляешься,
что я попал некоторым образом в сотрудники журнала.
Значит, их останавливало почти то же,
что меня пугало: образ его мыслей всем хорошо был известен, но
не было полного к нему доверия.
Тут рассказал мне что-то, право,
не помню,
что именно, да и припоминать
не хочется.
«Забудьте этот вздор, почтенный Сергей Львович! Вы знаете,
что Александру многое можно простить: он окупает свои шалости неотъемлемыми достоинствами, которых нельзя
не любить».
Я знал,
что он иногда скорбел о своих промахах, обличал их в близких наших откровенных беседах, но, видно,
не пришла еще пора кипучей его природе угомониться.
Как ни вертел я все это в уме и сердце, кончил тем,
что сознал себя
не вправе действовать по личному шаткому воззрению, без полного убеждения в деле, ответственном пред целию самого союза.
Спрашиваю смотрителя: «Какой это Пушкин?» Мне и в мысль
не приходило,
что это может быть Александр.
В Могилеве, на станции, встречаю фельдъегеря, разумеется, тотчас спрашиваю его:
не знает ли он чего-нибудь о Пушкине. Он ничего
не мог сообщить мне об нем, а рассказал только,
что за несколько дней до его выезда сгорел в Царском Селе Лицей, остались одни стены и воспитанников поместили во флигеле. [Пожар в здании Лицея был 12 мая.] Все это вместе заставило меня нетерпеливо желать скорей добраться до столицы.
Там
не найдете того,
что ищете.
Директор рассказал мне,
что государь (это было после того, как Пушкина уже призывали к Милорадовичу,
чего Энгельгардт до свидания с царем и
не знал) встретил его в саду и пригласил с ним пройтись.
Я подсел к нему и спрашиваю:
не имеет ли он каких-нибудь поручений к Пушкину, потому
что я в генваре [Такое начертание слова «январь» — во всех письмах Пущина.] буду у него.
Разве
не знаете,
что он под двойным надзором — и полицейским и духовным?» — «Все это знаю; но знаю также,
что нельзя
не навестить друга после пятилетней разлуки в теперешнем его положении, особенно когда буду от него с небольшим в ста верстах.
Цитаты из русской классики со словосочетанием «чем не»
Г-жа Простакова. Ах, мой батюшка! Да извозчики-то на что ж? Это их дело. Это таки и наука-то не дворянская. Дворянин только скажи: повези меня туда, — свезут, куда изволишь. Мне поверь, батюшка, что, конечно, то вздор,
чего не знает Митрофанушка.
Тогда выступили вперед пушкари и стали донимать стрельцов насмешками за то,
что не сумели свою бабу от бригадировых шелепов отстоять.
Левин отдал косу Титу и с мужиками, пошедшими к кафтанам за хлебом, чрез слегка побрызганные дождем ряды длинного скошенного пространства пошел к лошади. Тут только он понял,
что не угадал погоду, и дождь мочил его сено.
— А я, брат, — говорил Ноздрев, — такая мерзость лезла всю ночь, что гнусно рассказывать, и во рту после вчерашнего точно эскадрон переночевал. Представь: снилось, что меня высекли, ей-ей! и, вообрази, кто? Вот ни за
что не угадаешь: штабс-ротмистр Поцелуев вместе с Кувшинниковым.
Когда брат Натальи Савишны явился для получения наследства и всего имущества покойной оказалось на двадцать пять рублей ассигнациями, он не хотел верить этому и говорил,
что не может быть, чтобы старуха, которая шестьдесят лет жила в богатом доме, все на руках имела, весь свой век жила скупо и над всякой тряпкой тряслась, чтобы она ничего не оставила. Но это действительно было так.
Неточные совпадения
Добчинский. При мне-с
не имеется, потому
что деньги мои, если изволите знать, положены в приказ общественного призрения.
Анна Андреевна.
Что тут пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька,
что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего
не понимаю: к
чему же тут соленые огурцы и икра?
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья.
Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ,
что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат,
не такого рода! со мной
не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире
не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)
Что это за жаркое? Это
не жаркое.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло!
Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в
чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Ассоциации к слову «чего»
Синонимы к словосочетанию «чем не»
Предложения со словосочетанием «чем не»
- Если мальчик сделал что не так, я сам могу его поколотить, а уж вы благоволите не давать воли рукам.
- – Ну и что с того, что не смотрела? Разве это доказывает, что я не люблю его? Какой абсурд! Напротив, я безумно люблю мальчика! Так люблю!..
- – Да, совсем один. Я думал, что не испугаюсь, но было очень страшно.
- (все предложения)
Значение словосочетания «чем не»
Чем не кто-что — употребляется в риторических вопросах по отношению к тому, кто (или что) вполне подходит для чего-л., отвечает своему назначению. См. также что. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения словосочетания ЧЕМ НЕ
Афоризмы русских писателей со словом «что»
- Путь не меньшее счастье, чем цель.
- Если мы любим кого-нибудь, то мы стараемся сделать для него все, что только в наших силах…
- Желуди-то одинаковы, но когда вырастут из них молодые дубки — из одного дубка делают кафедру для ученого, другой идет на рамку для портрета любимой девушки, в из третьего дубка смастерят такую виселицу, что любо-дорого…
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно