Неточные совпадения
В 3-й строке в нем также слово «дом», только
здесь оно
не зачеркнуто.
В Петербурге навещал меня, больного, Константин Данзас. Много говорил я о Пушкине с его секундантом. Он, между прочим, рассказал мне, что раз как-то, во время последней его болезни, приехала У. К. Глинка, сестра Кюхельбекера; но тогда ставили ему пиявки. Пушкин просил поблагодарить ее за участие, извинился, что
не может принять. Вскоре потом со вздохом проговорил: «Как жаль, что нет теперь
здесь ни Пущина, ни Малиновского!»
Прилагаю переписку, которая свидетельствует о всей черноте этого дела. [В Приложении Пущин поместил полученные Пушкиным анонимные пасквили, приведшие поэта к роковой дуэли, и несколько писем, связанных с последней (почти все — на французском языке; их русский перевод — в «Записках» Пущина о Пушкине, изд. Гослитиздата, 1934 и 1937).
Здесь не приводятся, так как
не находятся в прямой связи с воспоминаниями Пущина о великом поэте и
не разъясняют историю дуэли.]
Я прошу поцеловать ручку у батюшки и матушки. Если провидению
не угодно, чтоб мы
здесь увиделись, в чем, впрочем, я
не отчаиваюсь, то будем надеяться, что бог, по милосердию своему, соединит нас там, где
не будет разлуки. Истинно божеская религия та, которая из надежды сделала добродетель. Обнимите всех добрых друзей.
Между тем как нас правительство
не хочет предать каждого своей судьбе и с некоторыми почестями пред другими несчастными (как их
здесь довольно справедливо называют) кажется намерено сделать более несчастными.
Мы почти всякую ночь ночевали часов шесть, купили свои повозки, ели превосходную уху из стерлядей или осетрины, которые
здесь ничего
не стоят, — словом сказать, на пятьдесят коп. мы жили и будем жить весьма роскошно. Говядина от 2 до 5 коп. фунт, хлеб превосходный и на грош два дня будешь сыт.
У нас
здесь много книг прекрасных, но я
не знаю, что может лучше разойтись.
Хлопоты домашние и занятия
не мешают ему радовать меня; надобно быть
здесь, чтобы вполне оценить дружеское внимание, за которое истинно
не умею быть довольно благодарным…
Вообще все
здесь хорошо приняты от властей — учтиво и снисходительно: мы их
не видим, и никакого надзора за нами нет. Я встретил Пятницкого у Кар. Карловны и доволен его обращением.
Вообрази, любезный Оболенский, что до сих пор еще
не писал домой — голова кругом, и ждал, что им сказать насчет места моего поселения.
Здесь нашел письмо ото всех Малиновских; пишут, что Розенберг у них пробыл пять дней и встретился там с семейством Розена…
Спасибо, что ты дал двести рублей, без них я бы пропал; да теперь еще
не знаю, как устроюсь: покупаю казанскую телегу, и немного останется капитала — разве пока
здесь подойдут капиталы срочные.
Приехавши ночью, я
не хотел будить женатых людей — здешних наших товарищей. Остановился на отводной квартире. Ты должен знать, что и Басаргин с августа месяца семьянин: женился на девушке 18 лет — Марье Алексеевне Мавриной, дочери служившего
здесь офицера инвалидной команды. Та самая, о которой нам еще в Петровском говорили. Она его любит, уважает, а он надеется сделать счастие молодой своей жены…
Ты можешь себе представить, что я покамест и
не думаю искать перемены, как прежде
не искал быть
здесь.
…Существование мое
здесь не представляет ничего любопытного — все время как-то нездоровится, и оттого недоволен своим расположением духа.
Грустно, что она нас покинула; ее кончина, как вы можете себе представить, сильно поразила нас — до сих пор
не могу привыкнуть к этой мысли: воспоминание об ней на каждом шагу; оно еще более набрасывает мрачную тень на все предметы, которые
здесь и без того
не слишком веселы.
Вообще я недоволен переходом в Западную Сибирь,
не имел права отказать родным в желании поселить меня поближе, но под Иркутском мне было бы лучше. Город наш в совершенной глуши и имеет какой-то свой отпечаток безжизненности. Я всякий день брожу по пустым улицам, где иногда
не встретишь человеческого лица. Женский пол
здесь обижен природой, все необыкновенно уродливы.
Насчет пособия, выдаваемого из казны, которого до этого времени ни он, ни другие
не получают, я нисколько
не удивляюсь, потому что и
здесь оно выдается несколько месяцев по истечении года, за который следует.
Кажется, я
здесь не уживусь и чуть ли
не отправлюсь в обратный путь, на восток.
Семенов сам
не пишет, надеется, что ему теперь разрешат свободную переписку. Вообразите, что в здешней почтовой экспедиции до сих пор предписание —
не принимать на его имя писем; я хотел через тещу Басаргина к нему написать — ей сказали, что письмо пойдет к Талызину. Городничий в месячных отчетах его аттестует, как тогда, когда он
здесь находился, потому что
не было предписания
не упоминать о человеке, служащем в Омске. Каков Водяников и каковы те, которые читают такого рода отчеты о государственных людях?
Сегодня писал к князю и просил его позволить мне ехать в Тобольск для лечения — нетерпеливо жду ответа в надежде, что мне
не откажут в этой поездке. До того времени, если
не сделается мне заметно хуже, думаю подождать с порошками, присланными Павлом Сергеевичем. Если же почему-нибудь замедлится мое отправление, начну и
здесь глотать digitalis, хотя я
не большой охотник до заочного лечения, особенно в такого рода припадках, которым теперь я так часто подвергаюсь.
Не с кем мне
здесь ходить, как бы хотелось — все женатые как-то заленились, partie de plaisir [Увеселительная прогулка]
не существуют…
Annette советует мне перепроситься в Ялуторовск, но я еще
не решаюсь в ожидании Оболенского и по некоторой привычке, которую ко мне сделали в семье Ивашева. Без меня у них будет очень пусто — они неохотно меня отпускают в Тобольск, хотя мне кажется, что я очень плохой нынче собеседник. В Ялуторовске мне было бы лучше, с Якушкиным мы бы спорили и мирились. Там и климат лучше, а особенно соблазнительно, что возле самого города есть роща, между тем как
здесь далеко ходить до тени дерева…
…Пользуюсь случаем послать вам записки Andryane и «Историю революции» Тьера, хотя вы
не отвечали мне, хотите ли их иметь… Тьер запрещен русской цензурой и
здесь тайно: он уже был и в Омске, и в Тобольске, и в Кургане у Свистунова…
Останься я день в Тобольске, мы с вами бы
не увиделись. Почта туда должна была прийти на другой день моего выезда.
Не стану говорить вам, как свидание мое с вами и добрым Матвеем Ивановичем освежило мою душу, вы оба в этом уверены без объяснений. У вас я забыл рубашку, значит скоро опять увидимся. Пока дети
здесь, я
не тронусь, а потом
не ручаюсь, чтоб остался в Туринске.
У меня
здесь часть Паскаля, доставшаяся на мою долю переписать, — рукописи с нашими помарками никто, кроме нас,
не поймет.
Я сам
здесь немного педагогствовал, но это большею частию кончается тем, что ученик получает нанки на шаровары и
не новые сведения в грамматике и географии. Вероятно, легче обмундировать юношество, нежели научать.
Не убеждают ли тебя твои опыты в той же истине?
Вчерашняя почта привезла нам известие, что свадьба должна была совершиться 16 апреля. Следовательно, по всем вероятиям, недели через две узнаем
здесь милость для детей. Это теперь главная моя забота. Как ни бодро смотрит моя старуха хозяйка, но отказ ее жестоко поразит. Я никак
не допускаю этой мысли и
не хочу видеть
здесь продолжения жестокой драмы. Родные там убеждены, что будет по их желанию: значит, им обещано, но велено подождать до торжества.
Басаргин хочет перебраться в Курган, если мы уедем, но я
не имею никакого вожделения к Кургану. Та же глушь, что и
здесь, только немного потеплее.
Об нашем доставлении куда следует она, то есть сестра моя, уже
не успела говорить Горчакову — он тогда уже
не был в Петербурге. Увидим, как распорядится Бенкендорф с нашими сентиментальными письмами. До зимы мы
не двинемся, во всяком случае. Хочу дождаться Тулиновых непременно
здесь.
Недавно я
здесь казначействовал в виде казначея Малой артели. Распределились деньгами, вырученными за вещи покойного Краснокутского, который предоставил их в пользу нуждающихся товарищей. Разослали 2 400 р. Это
не лишнее для тех, которые
не ожидали такого пособия. В распределении соображались с прежними выдачами из Артели.
В несчастных наших чиновниках и
здесь есть страсть, только что дослужатся до коллежского асессора, тотчас заводят дворню; но большею частью эта дворня по смерти кол[лежского] асессора получает свободу, потому что дети
не имеют права владеть, родившись прежде этого важного чина.
Вообще
здесь, можно сказать, почти нет помещиков; есть две-три маленькие деревеньки в Тобольской губернии, но и там невольным образом помещики
не могут наслаждаться своими правами, стараются владеть самым скромным образом. Соседство свободных селений им бельмо на глазу.
При сцеплении общем в этой огромной машине надо начать с уменьшения зла там [в России], тогда и
здесь будет поселенец
не тяжел для старожилов.
Гораздо простее ничего
не делать, тем более что никто из нас
не вправе этого требовать, состоя на особенном положении, как гвардия между ссыльными, которые между тем могут свободно переезжать по краю после известного числа лет пребывания
здесь и даже с самого привода получают билет на проживание там, где могут найти себе источник пропитания, с некоторым только ограничением, пока
не убедится общество в их поведении.
Плоды
здесь не существуют, разве только на Исете вишни — и то небольшие и довольно кислые; хороши только в варенье и в уксусе.
Флора здешняя, то есть Западной Сибири, несравненно беднее Восточной: там и местность, и растительность, и воды совсем другие. От самого Томска на Запад томительная плоскость; между тем как на Востоке горы, живописные места и самое небо темноголубое, а
не сероватое, как часто
здесь бывает.
Ничего особенного нет; по сельскому хозяйству новых систем
здесь не существует; мужички действуют по-старому, как отцы и деды действовали: все родится без удобрения.
Об упоминаемом
здесь свидании Волконской с Кюхельбекером — в его письме к Волконской от 13 февраля 1845 г.: «Жена моя, преданная вам сердцем и душою, начала новую жизнь после знакомства с вами; я ее
не узнаю.
Не знаю, верить ли слухам о тайных обществах [Тайные общества — общество петрашевцев.] в России. Кажется, только новые жертвы, если и справедливы слухи. Оболенской тоже пишет как слышанное от других проезжих.
Здесь ничего подобного
не слыхать…
Сообщите,
не узнали ли чего-нибудь о петербургских новостях при проезде князя.
Здесь совершенная глушь. Меж тем, кажется, должно что-нибудь быть, все одно и то же говорят.
Меня они родственно балуют — я
здесь как дома и
не боюсь им наскучить моею хворостию. Это убеждение вам доказывает, до какой степени они умеют облегчить мое положение. Другие здешние товарищи помогают им в этом деле.
…Очень бы хотелось получить письма, которые Шаховский обещал мне из России. Может, там что-нибудь мы бы нашли нового. В официальных мне ровно ничего
не говорят — даже по тону
не замечаю, чтобы у Ивана Александровича была тревога, которая должна всех волновать, если теперь совершается повторение того, что было с нами. Мы
здесь ничего особенного
не знаем, как ни хлопочем с Михаилом Александровичем поймать что-нибудь новое: я хлопочу лежа, а он кой-куда ходит и все возвращается ни с чем.
Скажи мамаше большой поклон, поцелуй ручки за меня, а папаше [Так Аннушка должна была называть М. К. и М, И. Муравьевых-Апостолов.] скажи, что я
здесь сейчас узнал, что Черносвитова поймали в Тюкале и повезли в Петербург. Я думал про него, когда узнал, что послали кого-то искать в Красноярск по петербургскому обществу, но, признаюсь,
не полагал, чтобы он мог принадлежать к комюнизму, зная, как он делил собственность, когда был направником.
Здесь дождется Николая Николаевича, который, вероятно, возвратится
не прежде 15 ноября.
Завтра будем справлять, но самым тихим образом, именины Миши. Марья Николаевна
не совсем здорова, что с нею часто случается, особенно при наступлении зимы, которая уже в полном
здесь развитии с паром от Ангары…
Генерал-губернатора еще нет — все ждут и
не дождутся его. Надеюсь, что до того срока он
здесь будет…
…Вся наша ялуторовская артель нетерпеливо меня ждет.
Здесь нашел я письма. Аннушка всех созвала на Новый год. Я начну дома это торжество благодарением богу за награду после 10 лет [10-ти лет — ссылки на поселение.] за возобновление завета с друзьями — товарищами изгнания… Желаю вам, добрый друг, всего отрадного в 1850 году. Всем нашим скажите мой дружеский оклик: до свиданья! Где и как,
не знаю, но должны еще увидеться…
На Новый год обнимаю вас, добрый друг; я
здесь, благодарный богу и людям за отрадную поездку. Пожмите руку Александре Семеновне, приласкайте Сашеньку. Аннушка моя благодарит ее за милый платочек. Сама скоро к ней напишет. Она меня обрадовала своею радостью при свидании. Добрые старики все приготовили к моему приезду. За что меня так балуют, скажите пожалуйста. Спешу. Обнимите наших. Скоро буду с вами беседовать.
Не могу еще опомниться.
Не знаю, как тебе высказать всю мою признательность за твою дружбу к моим сестрам. Я бы желал, чтоб ты, как Борис, поселился в нашем доме. Впрочем, вероятно, у тебя казенная теперь квартира. Я спокойнее
здесь, когда знаю, что они окружены лицейскими старого чекана. Обними нашего директора почтенного. Скоро буду к нему писать. Теперь
не удастся. Фонвизины у меня — заранее
не поболтал на бумаге, а при них болтовня и хлопоты хозяина, радующегося добрым гостям. Об них поговорю с Николаем.
Ваше фортепиано — первое в нашем городке, — это немного еще значит, хотя, впрочем,
здесь до него было уже пять инструментов;
не во всяком уездном городе, особенно сибирском, встречается такое богатство музыкальное.