Неточные совпадения
В
начале декабря непременно буду — в
письме невозможно всего сказать: откровенно признаюсь тебе, что твое удаление из Петербурга для меня больше, чем когда-нибудь горестно… Я должен буду соображаться с твоими действиями и увидеть, что необходимость заставит предпринять…
Наконец, любезный друг, я получил
письма от Марьи Николаевны. Давно мне недоставало этого утешения. Она обещает писать часто. Ты, верно, с Трубецкими в переписке; следовательно, странно бы мне рассказывать отсюда, что делается в соседстве твоем. Меня порадовало известие, что Сутгова матушка к нему
начала снова писать попрежнему и обеспечила их будущность; это я узнал вчера из
письма Марьи Казимировны — невольно тебе сообщаю старую весть, может быть, давно уже известную.
В конце августа или в
начале сентября, если все будет благополучно, пускаюсь в ваши страны: к тому времени получится разрешение от князя, к которому я отправил 31 июля мое просительное
письмо с лекарским свидетельством. Недели две или три пробуду у вас. Вы примите меня под вашу крышу. О многом потолкуем — почти два года как мы не видались…
Об упоминаемом здесь свидании Волконской с Кюхельбекером — в его
письме к Волконской от 13 февраля 1845 г.: «Жена моя, преданная вам сердцем и душою,
начала новую жизнь после знакомства с вами; я ее не узнаю.
Долго шло
письмо твое от 2 генваря — я его получил, любезный Завалишин, в
начале прошлого месяца…
Батенков привезен в 846-м году в Томск, после 20-летнего заключения в Алексеевском равелине. Одиночество сильно на него подействовало, но здоровье выдержало это тяжелое испытание — он и мыслью теперь
начинает освежаться. От времени до времени я имею от него известия. [Тогда же Пущин писал Я. Д. Казимирскому: «Прошу некоторых подробностей о Гавриле Степановиче [Батенькове]. Как вы его нашли? Каково его расположение духа? Это главное: все прочее — вздор». См. дальше
письма Пущина к Батенькову.]
Вероятно, с нынешней же почтой вы получите от него
письмо; немедля
начнете перестройку…
…Вся наша ялуторовская артель нетерпеливо меня ждет. Здесь нашел я
письма. Аннушка всех созвала на Новый год. Я
начну дома это торжество благодарением богу за награду после 10 лет [10-ти лет — ссылки на поселение.] за возобновление завета с друзьями — товарищами изгнания… Желаю вам, добрый друг, всего отрадного в 1850 году. Всем нашим скажите мой дружеский оклик: до свиданья! Где и как, не знаю, но должны еще увидеться…
…Я
начинаю ревновать Пилецкого-Урбановича. Очень понимаю, что у ног жены моей, но все-таки скажи ему, что я старый дуэлист, что еще в Лицее называл меня [так] Вильгельм. [См. выше, примеч. к
письму 88.] Это остановит страсть его в границах. Ты знаешь, что я не шучу!
Благодарю за известие о водворении Бакунина в доме Лучших. Хорошо знать его на хороших руках, но я хотел бы, чтоб ты мне сказал, на ком он затевает жениться? Может быть, это знакомая тебе особа — ты был дедушкой всех томских невест. И я порадовал бы его матушку, если б мог сказать ей что-нибудь положительное о выборе ее сына. Неизвестность ее тревожит, а тут всегда является Маремьяна. [Речь идет об M. А. Бакунине. Об этом — и в
начале следующего
письма.]
Начнем с Викторыча. От него я не имею
писем, но знаю от сестер Бестужевых, что он и не думает возвращаться, а хочет действовать на каком-то прииске в Верхнеудинском округе. Что-то не верится. Кажется, это у него маленькое сумасшествие. Бестужевы видели его в Иркутске — они приехали в Москву в конце октября, простились совсем с Селенгинском, где без Николая уже не приходилось им оставаться. Брат их Михайло покамест там, но, может быть, со временем тоже с семьей своей переселится в Россию.
Почти все время, как читал Раскольников, с самого
начала письма, лицо его было мокро от слез; но когда он кончил, оно было бледно, искривлено судорогой, и тяжелая, желчная, злая улыбка змеилась по его губам.
— А ведь я не умылся! Как же это? Да и ничего не сделал, — прошептал он. — Хотел изложить план на бумагу и не изложил, к исправнику не написал, к губернатору тоже, к домовому хозяину
начал письмо и не кончил, счетов не поверил и денег не выдал — утро так и пропало!
Неточные совпадения
С тех пор законодательная деятельность в городе Глупове закипела. Не проходило дня, чтоб не явилось нового подметного
письма и чтобы глуповцы не были чем-нибудь обрадованы. Настал наконец момент, когда Беневоленский
начал даже помышлять о конституции.
— Не обращайте внимания, — сказала Лидия Ивановна и легким движением подвинула стул Алексею Александровичу. — Я замечала… —
начала она что-то, как в комнату вошел лакей с
письмом. Лидия Ивановна быстро пробежала записку и, извинившись, с чрезвычайною быстротой написала и отдала ответ и вернулась к столу. — Я замечала, — продолжала она начатый разговор, — что Москвичи, в особенности мужчины, самые равнодушные к религии люди.
— Я не переставая думаю о том же. И вот что я
начал писать, полагая, что я лучше скажу письменно и что мое присутствие раздражает ее, — сказал он, подавая
письмо.
Ужель та самая Татьяна, // Которой он наедине, // В
начале нашего романа, // В глухой, далекой стороне, // В благом пылу нравоученья // Читал когда-то наставленья, // Та, от которой он хранит //
Письмо, где сердце говорит, // Где всё наруже, всё на воле, // Та девочка… иль это сон?.. // Та девочка, которой он // Пренебрегал в смиренной доле, // Ужели с ним сейчас была // Так равнодушна, так смела?
— Ваша мамаша, еще в бытность мою при них,
начала к вам
письмо. Приехав сюда, я нарочно пропустил несколько дней и не приходил к вам, чтоб уж быть вполне уверенным, что вы извещены обо всем; но теперь, к удивлению моему…