Неточные совпадения
Пушкин заставил меня рассказать ему про всех наших первокурсных Лицея, потребовал объяснения,
каким образом из артиллеристов я преобразовался в Судьи. Это было ему по сердцу, он гордился мною и за меня!
Вот его строфы из «Годовщины 19 октября» 1825 года, где он вспоминает, сидя один, наше свидание и мое судейство...
Мой Надворный Суд не так дурен,
как я ожидал.
Вот две недели, что я вступил в должность; трудов бездна, средств почти нет. На канцелярию и на жалование чиновников отпускается две тысячи с небольшим. Ты можешь поэтому судить, что за народ служит, — и, следовательно, надо благодарить судьбу, если они что-нибудь делают. Я им толкую о святости нашей обязанности и стараюсь собственным примером возбудить в них охоту и усердие.
Вот тебе сведения, не знаю, найдешь ли в них что-нибудь новое. Я думаю, тебе лучше бы всего через родных проситься на службу,
как это сделал Александр Муравьев. Ты еще молод и можешь найти полезную деятельность. Анненкова произвели в 14-й класс. Ты знаешь сам,
как лучше устроить. Во всяком случае, желаю тебе успокоиться после тяжелых испытаний, которые ты имел в продолжение последних восьми лет. Я не смею касаться этих ран, чтобы не возобновить твоих болей.
Вот и Новый год,
как говорится, на дворе. Приветствую всех вас с обычными желаниями. Исполнение этих желаний возложим на бога. Он знает, когда нас посетить горем, когда посетить и радостию. То и другое примем с сердечною благодарностию.
Вот уже две недели,
как я сказал тебе, друг мой неуловимый, что посылка в моих руках…
Вот вам, добрый мой Евгений Иванович, для прочтенияписьмо Мозгалевской! Значит, вы убедитесь, что ей можно назначить так,
как я вам об этом писал с Нарышкиным. [Назначить — пособие из средств Малой артели вдове декабриста, А. А. Мозгалевской и их детям; комментируемый документ — на обороте ее письма к Пущину с очень трогательной характеристикой его забот о семьях умерших участников движения декабристов (сб. «Летописи», III, стр. 274 и сл.),]
…Люблю тебя более, когда ты влюблена в меня!
Вот тебе истина нагая. Но
как сделать, чтобы ты уверовала в эту правду? Авось поможет бог! Нельзя же, друг, чтобы ты, наконец, не поверила мне… Покоряюсь всему с любовью к тебе, которая именно парит над подозрениями за старые мои, не оскорбляющие тебя, мимолетные привязанности. Это достойно и праведно…
Третьего дня был у меня брат Михайло. Я рад был его видеть — это само собой разумеется, но рад был тоже и об тебе услышать, любезный друг Нарышкин. Решительно не понимаю, что с тобой сделалось.
Вот скоро два месяца,
как мы виделись, и от тебя ни слова. Между тем ты мне обещал, проездом через Тулу, известить об Настеньке, которая теперь Настасья Кондратьевна Пущина. Признаюсь, я думал, что ты захворал, и несколько раз собирался писать, но с каждой почтой поджидал от тебя инисиативы, чтоб потом откликнуться…
Вот вам, любезный мой банкир, и фотограф, и литограф, [Литографом Пущин называл Е. И. Якушкина потому, что, кроме фотографических снимков с портретов декабристов, он распространял их в литографиях.] и пр. и пр., окончательные листы моей рукописи. Прошу вас, добрый Евгений Иванович, переплесть ее в том виде,
как она к вам явилась, — в воспоминание обо мне!
— Да вот посмотрите на лето. Отличится. Вы гляньте-ка, где я сеял прошлую весну. Как рассадил! Ведь я, Константин Дмитрич, кажется,
вот как отцу родному стараюсь. Я и сам не люблю дурно делать и другим не велю. Хозяину хорошо, и нам хорошо. Как глянешь вон, — сказал Василий, указывая на поле, — сердце радуется.
Потом в продолжение некоторого времени пустился на другие спекуляции, именно
вот какие: накупивши на рынке съестного, садился в классе возле тех, которые были побогаче, и как только замечал, что товарища начинало тошнить, — признак подступающего голода, — он высовывал ему из-под скамьи будто невзначай угол пряника или булки и, раззадоривши его, брал деньги, соображаяся с аппетитом.
Неточные совпадения
Бобчинский. Сначала вы сказали, а потом и я сказал. «Э! — сказали мы с Петром Ивановичем. — А с
какой стати сидеть ему здесь, когда дорога ему лежит в Саратовскую губернию?» Да-с. А
вот он-то и есть этот чиновник.
А
вот вам, Лука Лукич, так,
как смотрителю учебных заведений, нужно позаботиться особенно насчет учителей.
Да объяви всем, чтоб знали: что
вот, дискать,
какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Анна Андреевна.
Вот хорошо! а у меня глаза разве не темные? самые темные.
Какой вздор говорит!
Как же не темные, когда я и гадаю про себя всегда на трефовую даму?
— Анна Андреевна именно ожидала хорошей партии для своей дочери, а
вот теперь такая судьба: именно так сделалось,
как она хотела», — и так, право, обрадовалась, что не могла говорить.