Иван Иванович, подойдя, отвесил низкий поклон Строгановой, будущей княгине Сибирской. По знаку Ксении Яковлевны Домаша
наполнила кубок вплоть до краев, а молодая Строганова с поклоном подала его Ивану Кольцу. Тот принял его с достоинством и залпом осушил. Он понимал, что эту честь оказывают ему как послу Ермака Тимофеевича.
Хвала вам, чада прежних лет, // Хвала вам, чада славы! // Дружиной смелой вам вослед // Бежим на пир кровавый; // Да мчится ваш победный строй // Пред нашими орлами; // Да сеет, нам предтеча в бой, // Погибель над врагами; //
Наполним кубок! меч во длань! // Внимай нам, вечный мститель! // За гибель — гибель, брань — за брань, // И казнь тебе, губитель!
Певец // На поле бранном тишина; // Огни между шатрами; // Друзья, здесь светит нам луна, // Здесь кров небес над нами, //
Наполним кубок круговой! // Дружнее! руку в руку! // Запьём вином кровавый бой // И с падшими разлуку. // Кто любит видеть в чашах дно, // Тот бодро ищет боя… // О всемогущее вино, // Веселие героя!
Неточные совпадения
Стояли светлые, теплые, лунные ночи — сладкие ночи любви! На ложе из тигровых шкур лежала обнаженная Суламифь, и царь, сидя на полу у ее ног,
наполнял свой изумрудный
кубок золотистым вином из Мареотиса, и пил за здоровье своей возлюбленной, веселясь всем сердцем, и рассказывал он ей мудрые древние странные сказания. И рука Суламифи покоилась на его голове, гладила его волнистые черные волосы.
Также прислала прекрасная Балкис царю Соломону многоценный
кубок из резного сардоникса великолепной художественной работы. «Этот
кубок будет твоим, — повелела она сказать царю, — если ты его
наполнишь влагою, взятою ни с земли, ни с неба». Соломон же,
наполнив сосуд пеною, падавшей с тела утомленного коня, приказал отнести его царице.
На Божьей воле я пою, // Как птичка в поднебесье, // Не чая мзды за песнь свою — // Мне песнь сама возмездье!.. // Просил бы милости одной, // Вели мне
кубок золотой // Вином
наполнить светлым!»
Властолюбивая и ничем не сдерживаемая, как все египтянки, она совершает над ним что-то ужасное: он чувствует, как она его треплет так, что и земля колеблется под его ногами и стол дрожит под его головою, а кругом все грохочет, все полно огня и воды, огонь смешался с водою, и в таком неестественном соединении вместе
наполняют открытую комнату, а мокрое небо, как гигантская тряпка, то нависнет, то вздуется, то рвется, то треплет, хлопая и по нем и по сосудам с вином, и все разбивает вдребезги, все швыряет впотьмах — и блюда и
кубки, и сопровождает свое неистовство звоном колокольчиков, пришитых к краям сдвижной занавески, и треском лопающейся мокрой шелковой материи.