— Вот скандал, — сокрушенно вздохнул он, пробуя стереть платком
рыжие пятна с брюк. Кофе из стакана он выплеснул в плевательницу, а термос сунул в корзину, забыв о том, что предложил кофе Самгину.
По взлобочкам и прикрутостям, по увалам и горовым местам выглянули первые проталинки с всклоченной, бурой прошлогодней травой;
рыжие пятна таких проталин покрывали белый саван точно грязными заплатами, которые все увеличивались и росли с каждым днем, превращаясь в громадные прорехи, каких не в состоянии были починить самые холодные весенние утренники, коробившие лед и заставлявшие трещать бревна.
…Холодная, мокрая пришла осень, сады покрылись ржавчиной, чёрные железные леса тоже проржавели
рыжими пятнами; посвистывал сырой ветер, сгоняя в реку бледные, растоптанные стружки.
Неточные совпадения
— Здесь и далее примеч. ред.] но вся уже изношенная, совсем
рыжая, вся в дырах и
пятнах, без полей и самым безобразнейшим углом заломившаяся на сторону.
— Поболталась я в Москве, в Питере. Видела и слышала в одном купеческом доме новоявленного пророка и водителя умов. Помнится, ты мне рассказывал о нем: Томилин, жирный,
рыжий, весь в масляных
пятнах, как блинник из обжорки. Слушали его поэты, адвокаты, барышни всех сортов, раздерганные умы, растрепанные души. Начитанный мужик и крепко обозлен: должно быть, честолюбие не удовлетворено.
Сняв пальто, он оказался в сюртуке, в накрахмаленной рубашке с желтыми
пятнами на груди, из-под коротко подстриженной бороды торчал лиловый галстух бабочкой. Волосы на голове он тоже подстриг, они лежали раздвоенным чепчиком, и лицо Томилина потеряло сходство с нерукотворенным образом Христа. Только фарфоровые глаза остались неподвижны, и, как всегда, хмурились колючие,
рыжие брови.
Квартиру нашли сразу, три маленьких комнаты во втором этаже трехэтажного дома,
рыжего, в серых
пятнах;
И старший рабочий, с
рыжей бородой, свалявшейся набок, и с голубыми строгими глазами; и огромный парень, у которого левый глаз затек и от лба до скулы и от носа до виска расплывалось
пятно черно-сизого цвета; и мальчишка с наивным, деревенским лицом, с разинутым ртом, как у птенца, безвольным, мокрым; и старик, который, припоздавши, бежал за артелью смешной козлиной рысью; и их одежды, запачканные известкой, их фартуки и их зубила — все это мелькнуло перед ним неодушевленной вереницей — цветной, пестрой, но мертвой лентой кинематографа.