Неточные совпадения
«Должен! — возразил Савельич, час
от часу приведенный в большее изумление, — да когда же, сударь, успел
ты ему задолжать?
Я подумал, что если в сию решительную минуту не переспорю упрямого старика, то уж в последствии времени трудно мне будет освободиться
от его опеки, и, взглянув на него гордо, сказал: «Я твой господин, а
ты мой слуга. Деньги мои. Я их проиграл, потому что так мне вздумалось. А
тебе советую не умничать и делать то, что
тебе приказывают».
— «
От кого, батюшка,
ты изволил это слышать?» — спросил Иван Кузмич.
Тут он взял
от меня тетрадку и начал немилосердно разбирать каждый стих и каждое слово, издеваясь надо мной самым колким образом. Я не вытерпел, вырвал из рук его мою тетрадку и сказал, что уж отроду не покажу ему своих сочинений. Швабрин посмеялся и над этой угрозою. «Посмотрим, — сказал он, — сдержишь ли
ты свое слово: стихотворцам нужен слушатель, как Ивану Кузмичу графинчик водки перед обедом. А кто эта Маша, перед которой изъясняешься в нежной страсти и в любовной напасти? Уж не Марья ль Ивановна?»
— Ого! Самолюбивый стихотворец и скромный любовник! — продолжал Швабрин, час
от часу более раздражая меня, — но послушай дружеского совета: коли
ты хочешь успеть, то советую действовать не песенками.
Бог видит, бежал я заслонить
тебя своею грудью
от шпаги Алексея Иваныча!
Нет, батюшка Петр Андреич! не я, проклятый мусье всему виноват: он научил
тебя тыкаться железными вертелами да притопывать, как будто тыканием да топанием убережешься
от злого человека!
Коли найдешь себе суженую, коли полюбишь другую — бог с
тобою, Петр Андреич; а я за вас обоих…» Тут она заплакала и ушла
от меня; я хотел было войти за нею в комнату, но чувствовал, что был не в состоянии владеть самим собою, и воротился домой.
Он нимало не смутился и бодро отвечал своей любопытной сожительнице: «А слышь
ты, матушка, бабы наши вздумали печи топить соломою; а как
от того может произойти несчастие, то я и отдал строгий приказ впредь соломою бабам печей не топить, а топить хворостом и валежником».
Пугачев грозно взглянул на старика и сказал ему: «Как
ты смел противиться мне, своему государю?» Комендант, изнемогая
от раны, собрал последние силы и отвечал твердым голосом: «
Ты мне не государь,
ты вор и самозванец, слышь
ты!» Пугачев мрачно нахмурился и махнул белым платком.
Свет
ты мой, Иван Кузмич, удалая солдатская головушка! не тронули
тебя ни штыки прусские, ни пули турецкие; не в честном бою положил
ты свой живот, а сгинул
от беглого каторжника!» — «Унять старую ведьму!» — сказал Пугачев.
Ты крепко передо мною виноват, — продолжал он, — но я помиловал
тебя за твою добродетель, за то, что
ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться
от своих недругов.
Пугачев взглянул на меня быстро. «Так
ты не веришь, — сказал он, — чтоб я был государь Петр Федорович? Ну, добро. А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про меня что хочешь, а
от меня не отставай. Какое
тебе дело до иного-прочего? Кто ни поп, тот батька. Послужи мне верой и правдою, и я
тебя пожалую и в фельдмаршалы и в князья. Как
ты думаешь?».
— Как я могу
тебе в этом обещаться? — отвечал я. — Сам знаешь, не моя воля: велят идти против
тебя — пойду, делать нечего.
Ты теперь сам начальник; сам требуешь повиновения
от своих. На что это будет похоже, если я
от службы откажусь, когда служба моя понадобится? Голова моя в твоей власти: отпустишь меня — спасибо; казнишь — бог
тебе судья; а я сказал
тебе правду.
— Благодари
от меня того, кто
тебя прислал; а растерянную полтину постарайся подобрать на возвратном пути и возьми себе на водку».
— Батюшка Петр Андреич! — сказал добрый дядька дрожащим голосом. — Побойся бога; как
тебе пускаться в дорогу в нынешнее время, когда никуда проезду нет
от разбойников! Пожалей
ты хоть своих родителей, коли сам себя не жалеешь. Куда
тебе ехать? Зачем? Погоди маленько: войска придут, переловят мошенников; тогда поезжай себе хоть на все четыре стороны.
— Нечего их ни жалеть, ни жаловать! — сказал старичок в голубой ленте. — Швабрина сказнить не беда; а не худо и господина офицера допросить порядком: зачем изволил пожаловать. Если он
тебя государем не признает, так нечего у
тебя и управы искать, а коли признает, что же он до сегодняшнего дня сидел в Оренбурге с твоими супостатами? Не прикажешь ли свести его в приказную да запалить там огоньку: мне сдается, что его милость подослан к нам
от оренбургских командиров.
— То-то! — сказал я Пугачеву. — Не лучше ли
тебе отстать
от них самому, заблаговременно, да прибегнуть к милосердию государыни?
Кибитка подъехала к крыльцу комендантского дома. Народ узнал колокольчик Пугачева и толпою бежал за нами. Швабрин встретил самозванца на крыльце. Он был одет казаком и отрастил себе бороду. Изменник помог Пугачеву вылезть из кибитки, в подлых выражениях изъявляя свою радость и усердие. Увидя меня, он смутился, но вскоре оправился, протянул мне руку, говоря: «И
ты наш? Давно бы так!» — Я отворотился
от него и ничего не отвечал.
Я вышел из кибитки и требовал, чтоб отвели меня к их начальнику. Увидя офицера, солдаты прекратили брань. Вахмистр повел меня к майору. Савельич
от меня не отставал, поговаривая про себя: «Вот
тебе и государев кум! Из огня да в полымя… Господи владыко! чем это все кончится?» Кибитка шагом поехала за нами.
— Неужто, Марья Ивановна, хочешь и
ты нас покинуть?» Марья Ивановна отвечала, что вся будущая судьба ее зависит
от этого путешествия, что она едет искать покровительства и помощи у сильных людей, как дочь человека, пострадавшего за свою верность.
«Ты бо изначала создал еси мужеский пол и женский, — читал священник вслед за переменой колец, — и
от Тебе сочетавается мужу жена, в помощь и в восприятие рода человеча. Сам убо, Господи Боже наш, пославый истину на наследие Твое и обетование Твое, на рабы Твоя отцы наша, в коемждо роде и роде, избранныя Твоя: призри на раба Твоего Константина и на рабу Твою Екатерину и утверди обручение их в вере, и единомыслии, и истине, и любви»….
Неточные совпадения
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О
ты, что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая
от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это
от судьи триста; это
от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка
ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Купцы. Да уж куда милость твоя ни запроводит его, все будет хорошо, лишь бы, то есть,
от нас подальше. Не побрезгай, отец наш, хлебом и солью: кланяемся
тебе сахарцом и кузовком вина.
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же
ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя
от окна, с досадою.)Такой глупый: до тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!