И не потому, что растут деньги, — деньги деньгами, — но потому, что все это — дело рук твоих; потому, что видишь, как ты всему причина и творец всего, и
от тебя, как от какого-нибудь мага, сыплется изобилье и добро на все.
— Да как же в самом деле: три дни
от тебя ни слуху ни духу! Конюх от Петуха привел твоего жеребца. «Поехал, говорит, с каким-то барином». Ну, хоть бы слово сказал: куды, зачем, на сколько времени? Помилуй, братец, как же можно этак поступать? А я бог знает чего не передумал в эти дни!
Неточные совпадения
— А и вправду! — сказал Ноздрев. — Смерть не люблю таких растепелей! [Растепель (
от «растеплить») — рохля, кислый.] — и прибавил вслух: — Ну, черт с
тобою, поезжай бабиться с женою, фетюк! [qетюк — слово, обидное для мужчины, происходит
от q — буквы, почитаемой некоторыми неприличною буквою. (Прим. Н.В. Гоголя.)]
— Да ведь это не в банк; тут никакого не может быть счастья или фальши: все ведь
от искусства; я даже
тебя предваряю, что я совсем не умею играть, разве что-нибудь мне дашь вперед.
Давал он
тебе пашпорт?“ — „Нет, не получал я
от него пашпорта“.
— А, херсонский помещик, херсонский помещик! — кричал он, подходя и заливаясь смехом,
от которого дрожали его свежие, румяные, как весенняя роза, щеки. — Что? много наторговал мертвых? Ведь вы не знаете, ваше превосходительство, — горланил он тут же, обратившись к губернатору, — он торгует мертвыми душами! Ей-богу! Послушай, Чичиков! ведь
ты, — я
тебе говорю по дружбе, вот мы все здесь твои друзья, вот и его превосходительство здесь, — я бы
тебя повесил, ей-богу, повесил!
Да что
ты, брат, так отдалился
от всех, нигде не бываешь?
— Подлец
ты! — вскрикнул Чичиков, всплеснув руками, и подошел к нему так близко, что Селифан из боязни, чтобы не получить
от барина подарка, попятился несколько назад и посторонился.
Русь! чего же
ты хочешь
от меня? какая непостижимая связь таится между нами?
Мужики загремели: «Кормилец, дождались мы
тебя!» Бабы заголосили: «Золото, серебро
ты сердечное!» Стоявшие подале даже подрались
от усердья продраться.
«Да он, вишь
ты, востроногой!» — стали говорить мужики и даже почесывать в затылках, потому что
от долговременного бабьего управления они все изрядно поизленились.
Когда услышал Чичиков,
от слова до слова, все дело и увидел, что из-за одного слова
ты произошла такая история, он оторопел. Несколько минут смотрел пристально в глаза Тентетникова и заключил: «Да он просто круглый дурак!»
— Ба, брат,
ты здесь! — сказал он, увидев Платонова. Они обнялись и поцеловались. Платонов рекомендовал Чичикова. Чичиков благоговейно подступил к хозяину, лобызнул его в щеку, принявши и
от него впечатленье поцелуя.
Уж хочешь помогать, так
ты помогай всякому исполнить этот долг, а не отрывай его
от христианского долга.
— Я начинаю думать, Платон, что путешествие может, точно, расшевелить
тебя. У
тебя душевная спячка.
Ты просто заснул, и заснул не
от пресыщения или усталости, но
от недостатка живых впечатлений и ощущений. Вот я совершенно напротив. Я бы очень желал не так живо чувствовать и не так близко принимать к сердцу все, что ни случается.
Милон. Душа благородная!.. Нет… не могу скрывать более моего сердечного чувства… Нет. Добродетель твоя извлекает силою своею все таинство души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно быть счастливо,
от тебя зависит сделать его счастье. Я полагаю его в том, чтоб иметь женою любезную племянницу вашу. Взаимная наша склонность…
«Ты бо изначала создал еси мужеский пол и женский, — читал священник вслед за переменой колец, — и
от Тебе сочетавается мужу жена, в помощь и в восприятие рода человеча. Сам убо, Господи Боже наш, пославый истину на наследие Твое и обетование Твое, на рабы Твоя отцы наша, в коемждо роде и роде, избранныя Твоя: призри на раба Твоего Константина и на рабу Твою Екатерину и утверди обручение их в вере, и единомыслии, и истине, и любви»….
Неточные совпадения
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О
ты, что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая
от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это
от судьи триста; это
от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка
ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Купцы. Да уж куда милость твоя ни запроводит его, все будет хорошо, лишь бы, то есть,
от нас подальше. Не побрезгай, отец наш, хлебом и солью: кланяемся
тебе сахарцом и кузовком вина.
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же
ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя
от окна, с досадою.)Такой глупый: до тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!