— Эх, батюшка Петр Андреич! — отвечал он с глубоким вздохом. — Сержусь-то я на самого себя; сам я кругом виноват. Как мне было оставлять тебя одного в трактире! Что делать? Грех попутал: вздумал забрести к дьячихе, повидаться с кумою. Так-то: зашел к куме, да засел в тюрьме. Беда да и только! Как покажусь я
на глаза господам? что скажут они, как узнают, что дитя пьет и играет.
Неточные совпадения
Я стал
на колени и устремил
глаза мои
на больного.
Я вышел из кибитки. Буран еще продолжался, хотя с меньшею силою. Было так темно, что хоть
глаз выколи. Хозяин встретил нас у ворот, держа фонарь под полою, и ввел меня в горницу, тесную, но довольно чистую; лучина освещала ее.
На стене висела винтовка и высокая казацкая шапка.
Я взглянул
на полати и увидел черную бороду и два сверкающие
глаза.
Старичок своим одиноким
глазом поглядывал
на меня с любопытством.
Иван Игнатьич выслушал меня со вниманием, вытараща
на меня свой единственный
глаз.
Высокая соболья шапка с золотыми кистями была надвинута
на его сверкающие
глаза.
Несколько минут продолжалось обоюдное наше молчание. Пугачев смотрел
на меня пристально, изредка прищуривая левый
глаз с удивительным выражением плутовства и насмешливости. Наконец он засмеялся, и с такою непритворной веселостию, что и я, глядя
на него, стал смеяться, сам не зная чему.
Назвать его в
глаза обманщиком — было подвергнуть себя погибели; и то,
на что я был готов под виселицею в
глазах всего народа и в первом пылу негодования, теперь казалось мне бесполезной хвастливостию.
Я пришел к себе
на квартиру и нашел Савельича, горюющего по моем отсутствии. Весть о свободе моей обрадовала его несказанно. «Слава тебе, владыко! — сказал он перекрестившись. — Чем свет оставим крепость и пойдем куда
глаза глядят. Я тебе кое-что заготовил; покушай-ка, батюшка, да и почивай себе до утра, как у Христа за пазушкой».
Густая рыжая борода, серые сверкающие
глаза, нос без ноздрей и красноватые пятна
на лбу и
на щеках придавали его рябому широкому лицу выражение неизъяснимое.
— Ты видишь, — подхватил старичок, — что он тебя в
глаза обманывает. Все беглецы согласно показывают, что в Оренбурге голод и мор, что там едят мертвечину, и то за честь; а его милость уверяет, что всего вдоволь. Коли ты Швабрина хочешь повесить, то уж
на той же виселице повесь и этого молодца, чтоб никому не было завидно.
Пугачев устремил
на меня огненные свои
глаза. «Это что еще?» — спросил он меня с недоумением.
— Благородный молодой человек! — сказал он, с слезами
на глазах. — Я все слышал. Экой мерзавец! неблагодарный!.. Принимай их после этого в порядочный дом! Слава Богу, у меня нет дочерей! Но вас наградит та, для которой вы рискуете жизнью. Будьте уверены в моей скромности до поры до времени, — продолжал он. — Я сам был молод и служил в военной службе: знаю, что в эти дела не должно вмешиваться. Прощайте.
— Нет, брат! она такая почтенная и верная! Услуги оказывает такие… поверишь, у меня слезы
на глазах. Нет, ты не держи меня; как честный человек, поеду. Я тебя в этом уверяю по истинной совести.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Вот хорошо! а у меня
глаза разве не темные? самые темные. Какой вздор говорит! Как же не темные, когда я и гадаю про себя всегда
на трефовую даму?
Солдат опять с прошением. // Вершками раны смерили // И оценили каждую // Чуть-чуть не в медный грош. // Так мерил пристав следственный // Побои
на подравшихся //
На рынке мужиках: // «Под правым
глазом ссадина // Величиной с двугривенный, // В средине лба пробоина // В целковый. Итого: //
На рубль пятнадцать с деньгою // Побоев…» Приравняем ли // К побоищу базарному // Войну под Севастополем, // Где лил солдатик кровь?
Вгляделся барин в пахаря: // Грудь впалая; как вдавленный // Живот; у
глаз, у рта // Излучины, как трещины //
На высохшей земле; // И сам
на землю-матушку // Похож он: шея бурая, // Как пласт, сохой отрезанный, // Кирпичное лицо, // Рука — кора древесная, // А волосы — песок.
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я в ноги поклонилася: // — Будь жалостлив, будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? // В груди у них нет душеньки, // В
глазах у них нет совести, //
На шее — нет креста!
— Филипп
на Благовещенье // Ушел, а
на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола
глаза! // Весь гнев с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… // Не стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.