Неточные совпадения
— Мы
еще многому-то, по слабости здоровья,
не начинали учить; теперь иногда семинарист ходит, — отвечала мать.
— Я
не могу
еще опомниться, —
начал он, — я так неожиданно вас увидел, так поражен был…
— Ну что, любезнейшая моя Феоктиста Саввишна? —
начал Владимир Андреич. — Так как вы, я думаю, и сами знаете, что дочери моей, с одной стороны, торопиться замуж
еще нечего: женихов у ней было и будет; но, принимая во внимание, с другой стороны, что и хорошего человека обегать
не следует, а потому я прошу,
не угодно ли будет господину Бешметеву завтрашний день самому пожаловать к нам для личных объяснений; и я бы ему кое-что сообщил, и он бы мне объяснил о себе.
Она некоторым образом действительно была права в своем неудовольствии на Бешметевых: во-первых, если читатель помнит поступок с нею Владимира Андреича на свадьбе, то, конечно, уже согласится, что это поступок скверный; во-вторых, молодые, делая визиты, объехали сначала всех знатных знакомых, а к ней уже пожаловали на другой день после обеда, и потом, когда она
начала им за это выговаривать, то оболтус-племянник по обыкновению сидел дураком, а племянница вздумала
еще вздернуть свой нос и с гримасою пропищать, что «если, говорит, вам неприятно наше посещение, то мы и совсем
не будем ездить», а после и кланяться перестала.
Проговоря это, Юлия вышла в угольную и, надувши губы, села на диван. Спустя несколько минут она
начала потихоньку плакать, а потом довольно громко всхлипывать. Павел прислушался и тотчас догадался, что жена плачет. Он тотчас было встал, чтоб идти к ней, но раздумал и опять сел. Всхлипывания продолжались. Герой мой
не в состоянии был долее выдержать свой характер: он вышел в угольную и несколько минут смотрел на жену. Юлия при его приходе
еще громче
начала рыдать.
Муж и жена
начали одеваться. Павел уже готов был чрез четверть часа и, в ожидании одевавшейся
еще Юлии, пришел в комнату матери и сел, задумавшись, около ее кровати. Послышались шаги и голос Перепетуи Петровны. Павел обмер: он предчувствовал, что без сцены
не обойдется и что тетка непременно будет протестовать против их поездки.
— Да, вот
еще кстати. Я, признаться сказать, хотел с вами давно поговорить об этом, —
начал Владимир Андреич. — Что вы с собой думаете делать? Отчего вы
не служите?
Кураев, наконец, уехал в Петербург, а Павел определился на службу. Случилось это следующим образом: Владимир Андреич, как мы видели
еще в первой главе, советовал зятю,
не рассчитывая на профессорство, определиться к должности, а потом
начал убеждать его сильнее и даже настаивать, говоря Павлу, что семейный человек
не то, что холостой, — он должен трудиться каждую минуту и
не имеет никакого права терять целые годы для слишком неверных надежд, что семьянину даже неприлично сидеть, как школьнику, за учебником.
Затем губернский лев
еще глубже
начал вглядываться в свое сердце, и нижеследующие мысли родились в его голове: «Я просто ее люблю, как
не любил ни одной
еще в мире женщины.
Такого рода системе воспитания хотел подвергнуть почтенный профессор и сироту Бахтиарова; но, к несчастию, увидел, что это почти невозможно, потому что ребенок был уже четырнадцати лет и
не знал
еще ни одного древнего языка и, кроме того, оказывал решительную неспособность выучивать длинные уроки, а лет в пятнадцать, ровно тремя годами ранее против системы немца,
начал обнаруживать явное присутствие страстей, потому что, несмотря на все предпринимаемые немцем меры, каждый почти вечер присутствовал за театральными кулисами, бегал по бульварам, знакомился со всеми соседними гризетками и, наконец, в один прекрасный вечер пойман был наставником в довольно двусмысленной сцене с молоденькой экономкой, взятою почтенным профессором в дом для собственного комфорта.
Как поля ни отдыхали в шестипольной системе, как ни сеялся клевер, как ни укатывался овес — ни хлеба, ни овса, ни сена
не только что
не прибывало, но, напротив того, года через два агроном должен был
еще с февраля месяца
начать покупку хлеба и корма.
— Целый год я приносил этой женщине жертвы, —
начал он, — целый год она ничего
не видела и
не понимала; даже теперь, я уверен, она
не раскаивается, а вот
еще ты хочешь, чтобы я принес ей новую жертву.
— Если сегодняшний господин, —
начал Павел, обращаясь к лакею, — когда-нибудь приедет
еще, то сказать ему, что его
не велено пускать.
Неточные совпадения
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? —
начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что
не умеешь обманывать.
Еще мальчишка, «Отче наша»
не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!
Стародум. Постой. Сердце мое кипит
еще негодованием на недостойный поступок здешних хозяев. Побудем здесь несколько минут. У меня правило: в первом движении ничего
не начинать.
Был, после
начала возмущения, день седьмый. Глуповцы торжествовали. Но несмотря на то что внутренние враги были побеждены и польская интрига посрамлена, атаманам-молодцам было как-то
не по себе, так как о новом градоначальнике все
еще не было ни слуху ни духу. Они слонялись по городу, словно отравленные мухи, и
не смели ни за какое дело приняться, потому что
не знали, как-то понравятся ихние недавние затеи новому начальнику.
Следовательно, если
начать предотвращать эту неизбежную развязку предварительными разглагольствиями, то
не значит ли это
еще больше растравлять ее и придавать ей более ожесточенный характер?
К удивлению, бригадир
не только
не обиделся этими словами, но, напротив того,
еще ничего
не видя, подарил Аленке вяземский пряник и банку помады. Увидев эти дары, Аленка как будто опешила; кричать —
не кричала, а только потихоньку всхлипывала. Тогда бригадир приказал принести свой новый мундир, надел его и во всей красе показался Аленке. В это же время выбежала в дверь старая бригадирова экономка и
начала Аленку усовещивать.