Чрез несколько дней, впрочем, из пятисот тысяч жителей нашлась одна добрая душа: это был сосед Калиновича, живший еще этажом выше его, — молодой немец, с
толстыми ногами, простоватой физиономией и с какими-то необыкновенно добродушными вихрами по всей голове.
Неточные совпадения
В двенадцать часов Калинович, переодевшись из мундира в черный фрак, в черный атласный шарф и черный бархатный жилет и надев сверх всего новое пальто, вышел, чтоб отправиться делать визиты, но, увидев присланный ему экипаж, попятился назад: лошадь, о которой Петр Михайлыч так лестно отзывался, конечно, была, благодаря неусыпному вниманию Палагеи Евграфовны, очень раскормленная; но огромная, жирная голова, отвислые уши,
толстые, мохнатые
ноги ясно свидетельствовали о ее солидном возрасте, сырой комплекции и кротком нраве.
Калинович остался один; он начал слегка стучать
ногами. Явилась
толстая горничная девка в домотканом платье и босиком.
Из ворот по временам выходят с коромыслами на плечах и, переваливаясь с
ноги на
ногу, проворно идут за водой краснощекие и совсем уже без талии, но с
толстыми задами мещанские девки, между тем как матери их тонкими, звонкими голосами перебраниваются с такими же звонкоголосыми соседками.
Калинович чувствовал прикосновение к своей
ноге ее
толстого шелкового платья; он видел небольшую часть ее грациозной ботинки и в то же время видел часть высунувшегося замшевого башмака Настеньки; наконец, он чувствовал ароматическое дыхание княжны, происходящее, впрочем, от дорогой помады и духов.
Толстый кучер советника питейного отделения, по правам своего барина, выпив даром в ближайшем кабаке водки, спал на пролетке. Худощавая лошадь директора гимназии, скромно питаемая пансионским овсом, вдруг почему-то вздумала молодцевато порыть землю
ногою и тем ужасно рассмешила длинновязого дуралея, асессорского кучера.
Рядом с Анной на серой разгоряченной кавалерийской лошади, вытягивая
толстые ноги вперед и, очевидно, любуясь собой, ехал Васенька Весловский в шотландском колпачке с развевающимися лентами, и Дарья Александровна не могла удержать веселую улыбку, узнав его. Сзади их ехал Вронский. Под ним была кровная темно-гнедая лошадь, очевидно разгорячившаяся на галопе. Он, сдерживая ее, работал поводом.
Он всегда любил смотреть на этих огромных ломовых коней, долгогривых, с
толстыми ногами, идущих спокойно, мерным шагом и везущих за собою какую-нибудь целую гору, нисколько не надсаждаясь, как будто им с возами даже легче, чем без возов.
— «Чей стон», — не очень стройно подхватывал хор. Взрослые пели торжественно, покаянно, резкий тенорок писателя звучал едко, в медленной песне было нечто церковное, панихидное. Почти всегда после пения шумно танцевали кадриль, и больше всех шумел писатель, одновременно изображая и оркестр и дирижера. Притопывая коротенькими,
толстыми ногами, он искусно играл на небольшой, дешевой гармонии и ухарски командовал:
Особо, тут же, за проволочной дверью, сидел казуар — высокая, сильная птица с
толстыми ногами и ступнями, похожими на лошадиные.
Рыжая, проснувшись, лежала кверху животом, согнув
толстые ноги; и громко и весело рассказывала виденный сон.
Неточные совпадения
Две другие дамы заговаривали с ней, и
толстая старуха укутывала
ноги и выражала замечания о топке.
Кости ее
ног ниже колен казались не
толще пальца, глядя спереди, но зa то были необыкновенно широки, глядя с боку.
Не пришел тоже и
толстый подполковник (в сущности, отставной штабс-капитан), но оказалось, что он «без задних
ног» еще со вчерашнего утра.
Прачка Палашка,
толстая и рябая девка, и кривая коровница Акулька как-то согласились в одно время кинуться матушке в
ноги, винясь в преступной слабости и с плачем жалуясь на мусье, обольстившего их неопытность.
Явился писатель Никодим Иванович, тепло одетый в
толстый, коричневый пиджак, обмотавший шею клетчатым кашне; покашливая в рукав, он ходил среди людей, каждому уступая дорогу и поэтому всех толкал. Обмахиваясь веером, вошла Варвара под руку с Татьяной; спросив чаю, она села почти рядом с Климом, вытянув чешуйчатые
ноги под стол. Тагильский торопливо надел измятую маску с облупившимся носом, а Татьяна, кусая бутерброд, сказала: