Неточные совпадения
Любовь женщины
она представляла себе не иначе, как чувством, в основании которого должно было лежать самоотвержение, жизнь в обществе — мучением, общественный суд — вздором,
на который не стоит обращать
внимания.
К объяснению всего этого ходило, конечно, по губернии несколько темных и неопределенных слухов, вроде того, например, как чересчур уж хозяйственные в свою пользу распоряжения по одному огромному имению, находившемуся у князя под опекой; участие в постройке дома
на дворянские суммы, который потом развалился; участие будто бы в Петербурге в одной торговой компании, в которой князь был распорядителем и в которой потом все участники потеряли безвозвратно свои капиталы; отношения князя к одному очень важному и значительному лицу, его прежнему благодетелю, который любил его, как родного сына, а потом вдруг удалил от себя и даже запретил называть при себе его имя, и, наконец, очень тесная дружба с домом генеральши, и ту как-то различно понимали: кто обращал особенное
внимание на то, что для самой старухи каждое слово князя было законом, и что
она, дрожавшая над каждой копейкой, ничего для него не жалела и, как известно по маклерским книгам, лет пять назад дала ему под вексель двадцать тысяч серебром, а другие говорили, что m-lle Полина дружнее с князем, чем мать, и что, когда он приезжал, они, отправив старуху спать, по нескольку часов сидят вдвоем, затворившись в кабинете — и так далее…
Но старуха не обратила
внимания и
на слова дочери. Очень довольная, что встретила нового человека, с которым могла поговорить о болезни,
она опять обратилась к Калиновичу...
Князь отвечал
ей со всею вежливостью и
вниманием, а Полина начала
на нее смотреть с любопытством.
На прочих лиц, сидевших в гостиной, он не обратил никакого
внимания и только, заметив княжну, мотнул
ей головой и проговорил...
В настоящем случае трудно даже сказать, какого рода ответ дал бы герой мой
на вызов капитана, если бы сама судьба не помогла ему совершенно помимо его воли. Настенька, возвратившись с кладбища, провела почти насильно Калиновича в свою комнату. Он было тотчас взял первую попавшуюся ему
на глаза книгу и начал читать
ее с большим
вниманием. Несколько времени продолжалось молчание.
— Да-с, Маркову, именно! — подтвердил Забоков. — Вы вот смеяться изволите, а, может быть, через
ее не я один, ничтожный червь, а вся губерния страдает. Правительству давно бы следовало обратить
внимание на это обстоятельство. Любовь сильна:
она и не такие умы, как у нашего начальника, ослепляет и уклоняет их от справедливости, в законах предписанной.
Про героя моего я по крайней мере могу сказать, что он искренно и глубоко страдал: как бы совершив преступление, шел он от князя по Невскому проспекту, где тут же встречалось ему столько спокойных и веселых господ, из которых уж, конечно, многие имели
на своей совести в тысячу раз грязнейшие пятна. Дома Калинович застал Белавина, который сидел с Настенькой.
Она была в слезах и держала в руках письмо. Не обратив
на это
внимания, он молча пожал у приятеля руку и сел.
Жена его, молоденькая и краснощекая дама, сидела тоже с работою, но губернаторша не обращала
на нее никакого
внимания; зато очень умильно взглядывал
на нее сам губернатор — замечательно еще бодрый старик, в сюртуке нараспашку, с болтающимися густыми эполетами и вообще в такой мере благообразный, что когда он стоял в соборе за обедней в белых штанах и ботфортах, то многие из очень милых дам заверяли, что в него решительно можно еще влюбиться.
Сидевшая с ним рядом Полина тоже постарела и была худа, как мумия. Во всю последнюю станцию Калинович ни слова не проговорил с женой и вообще не обращал
на нее никакого
внимания. У подъезда квартиры, когда он стал выходить из экипажа, соскочивший с своего тарантаса исправник хотел было поддержать его под руку.
— Князь здесь, — проговорил, наконец, прапорщик, подведя
ее к двери со стеклами. — Желаю вам воспользоваться приятным свиданием, а себя поручаю вашему высокому
вниманию, — заключил он и, отворив дверь, пустил туда даму, а сам отправился в караульню, чтоб помечтать там
на свободе, как он будет принят в такой хороший дом.
Утром страшный кошмар, несколько раз повторявшийся ей в сновидениях еще до связи с Вронским, представился ей опять и разбудил ее. Старичок с взлохмаченной бородой что-то делал, нагнувшись над железом, приговаривая бессмысленные французские слова, и она, как и всегда при этом кошмаре (что и составляло его ужас), чувствовала, что мужичок этот не обращает
на нее внимания, но делает это какое-то страшное дело в железе над нею. И она проснулась в холодном поту.
Неточные совпадения
Легко было немке справиться с беспутною Клемантинкою, но несравненно труднее было обезоружить польскую интригу, тем более что
она действовала невидимыми подземными путями. После разгрома Клемантинкинова паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский грустно возвращались по домам и громко сетовали
на неспособность русского народа, который даже для подобного случая ни одной талантливой личности не сумел из себя выработать, как
внимание их было развлечено одним, по-видимому, ничтожным происшествием.
Тогда он не обратил
на этот факт надлежащего
внимания и даже счел его игрою воображения, но теперь ясно, что градоначальник, в видах собственного облегчения, по временам снимал с себя голову и вместо
нее надевал ермолку, точно так, как соборный протоиерей, находясь в домашнем кругу, снимает с себя камилавку [Камилавка (греч.) — особой формы головной убор, который носят старшие по чину священники.] и надевает колпак.
Испуганный тем отчаянным выражением, с которым были сказаны эти слова, он вскочил и хотел бежать за
нею, но, опомнившись, опять сел и, крепко сжав зубы, нахмурился. Эта неприличная, как он находил, угроза чего-то раздражила его. «Я пробовал всё, — подумал он, — остается одно — не обращать
внимания», и он стал собираться ехать в город и опять к матери, от которой надо было получить подпись
на доверенности.
Ни у кого не спрашивая о
ней, неохотно и притворно-равнодушно отвечая
на вопросы своих друзей о том, как идет его книга, не спрашивая даже у книгопродавцев, как покупается
она, Сергей Иванович зорко, с напряженным
вниманием следил за тем первым впечатлением, какое произведет его книга в обществе и в литературе.
И он стал, сначала осторожно, а потом более и более увлекаясь, обращать
ее внимание на разные подробности украшения дома и сада. Видно было, что, посвятив много труда
на улучшение и украшение своей усадьбы, Вронский чувствовал необходимость похвастаться ими пред новым лицом и от души радовался похвалам Дарьи Александровны.