«Я уж все знаю», говорит, да и бросит книгу; но я не говорю про
русские романы: они не могут образовать человека; но она так же читает Дюма [Дюма Александр, отец (1803—1870) — французский писатель, автор многочисленных романов развлекательно-приключенческого характера.] и Сю [Сю Эжен (1804—1857) — французский писатель.] и других великих писателей.
— Н… ну, какие склонности! Помилуйте, это все выдумки. Я сказала, чтобы у меня в доме этих
русских романов не было. Это всё русские романы делают. Пусть читают по-французски: по крайней мере язык совершенствуют.
Вообще заметно, что здесь материя преобладает над духом, и что страсти и неумеренные увеселения плоти, говоря языком старинных
русских романов,"оставили на нем свои глубокие бразды".
Хотелось было юнкеру сказать: «Мне бы стакан водки!» Читал он много
русских романов, и в них очень часто отвергнутый герой нарезывался с горя водкою до потери сознания. Но большое усатое лицо швейцара было так просто, так весело и добродушно, что он почувствовал стыд за свою случайную дурацкую мысль.
Неточные совпадения
Признав этих лиц за
Русских, Кити уже начала в своём воображении составлять о них прекрасный и трогательный
роман.
Друзья мои, что ж толку в этом? // Быть может, волею небес, // Я перестану быть поэтом, // В меня вселится новый бес, // И, Фебовы презрев угрозы, // Унижусь до смиренной прозы; // Тогда
роман на старый лад // Займет веселый мой закат. // Не муки тайные злодейства // Я грозно в нем изображу, // Но просто вам перескажу // Преданья
русского семейства, // Любви пленительные сны // Да нравы нашей старины.
— Жульнические
романы, как, примерно, «Рокамболь», «Фиакр номер 43» или «Граф Монте-Кристо». А из
русских писателей весьма увлекает граф Сальяс, особенно забавен его
роман «Граф Тятин-Балтийский», — вещь, как знаете, историческая. Хотя у меня к истории — равнодушие.
Как раньше, Любаша начала устраивать вечеринки, лотереи в пользу ссыльных, шила им белье, вязала носки, шарфы; жила она переводами на
русский язык каких-то
романов, пыталась понять стихи декадентов, но говорила, вздыхая:
Захару было за пятьдесят лет. Он был уже не прямой потомок тех
русских Калебов, [Калеб — герой
романа английского писателя Уильяма Годвина (1756–1836) «Калеб Вильямс» — слуга, поклоняющийся своему господину.] рыцарей лакейской, без страха и упрека, исполненных преданности к господам до самозабвения, которые отличались всеми добродетелями и не имели никаких пороков.