Неточные совпадения
—
Графу я, конечно, не напомнил об этом и только сухо и холодно объявил ему, что место это обещано другому лицу; но
в то же время, дорожа дружбой Ефима Федоровича, я решился тому прямо
написать, и вот вам слово
в слово мое письмо: «Ефим Федорович, —
пишу я ему, — зная ваше строгое и никогда ни перед чем не склоняющееся беспристрастие
в службе, я представляю вам факты… — и подробно описал ему самый факт, — и спрашиваю вас: быв
в моем положении, взяли ли бы вы опять к себе на службу подобного человека?»
— Еще одно слово, cher cousin! — воскликнул генерал. —
Напишите, пожалуйста, если можно, завтра же Тюменеву, что я ни
в чем перед ним не виноват, что я не знал даже ничего, отказывая
графу Хвостикову.
Понятно, что
граф Хвостиков, сообразивший, что Трахов непременно поедет
в первом классе, от него удирал, считая генерала злейшим врагом себе за то, что тот откровенно
написал о нем Тюменеву.
Бегушев поднялся с места, сел
в коляску и уехал домой. Слова Домны Осиповны, что она
напишет ему, сильно его заинтересовали: «Для чего и что она хочет
писать мне?» — задавал он себе вопрос.
В настоящую минуту ему больше всего желалось устроить
в душе полнейшее презрение к ней; но, к стыду своему, Бегушев чувствовал, что он не может этого сделать. За обедом он ни слова не сказал
графу Хвостикову, что ездил к Домне Осиповне, и только заметил ему по случаю напечатанного
графом некролога Олухова...
— Другого я ничего и не
писал! — солгал
граф Хвостиков из опасения попасть на зубок к Бегушеву по этой части; но
в самом деле он, пристроившись к одной газетке, очень много
писал и даже зарабатывал себе порядочные деньжонки!
— Очень многим и очень малым, — отвечал развязнейшим тоном
граф. — Вы хороший знакомый madame Чуйкиной, а супруга генерала
написала превосходную пьесу, которую и просит madame Чуйкину, со свойственным ей искусством, прочесть у ней на вечере, имеющемся быть
в воскресенье; генерал вместе с тем приглашает и вас посетить их дом.
Впрочем, на этот случай
граф заранее себя до некоторой степени обеспечил, так как немедля же после чтения пьесы Татьяны Васильевны он
написал и напечатал хвалебнейшую статью о сем имеющемся скоро появиться
в свете произведении и подписался под этой рекламой полной своей фамилией.
Хвостиков поставлен был
в затруднительное положение. Долгов действительно говорил ему, что он намерен
писать о драме вообще и драме русской
в особенности, желая
в статье своей доказать… — Но что такое доказать, —
граф совершенно не понял. Он был не склонен к чересчур отвлеченному мышлению, а Долгов
в этой беседе занесся
в самые высшие философско-исторические и философско-эстетические сферы.
На другой день Траховы уехали
в Петербург, куда
граф Хвостиков и Долгов
написали Татьяне Васильевне письма,
в которых каждый из них, описывая свое страшное денежное положение, просил ее дать им места.
Генерал хотел было сказать жене, что теперь нужны военные люди, а не статские; но зная, что Татьяну Васильевну не урезонишь, ничего не сказал ей и, не спав три ночи сряду, чего с ним никогда не случалось, придумал, наконец, возобновить для
графа упраздненное было прежнее место его; а Долгову, как человеку народа, вероятно, хорошо знающему сельское хозяйство, — логически соображал генерал, — поручить управлять их огромным имением
в Симбирской губернии, Татьяна Васильевна нашла этот план недурным и
написала своим просителям, что им будут места.
Неточные совпадения
Главные качества
графа Ивана Михайловича, посредством которых он достиг этого, состояли
в том, что он, во-первых, умел понимать смысл написанных бумаг и законов, и хотя и нескладно, но умел составлять удобопонятные бумаги и
писать их без орфографических ошибок; во-вторых, был чрезвычайно представителен и, где нужно было, мог являть вид не только гордости, но неприступности и величия, а где нужно было, мог быть подобострастен до страстности и подлости; в-третьих,
в том, что у него не было никаких общих принципов или правил, ни лично нравственных ни государственных, и что он поэтому со всеми мог быть согласен, когда это нужно было, и, когда это нужно было, мог быть со всеми несогласен.
С отчаяния
графу Маттеи
в Милан
написал; прислал книгу и капли, Бог с ним.
Я мог бы
написать целый том анекдотов, слышанных мною от Ольги Александровны: с кем и кем она ни была
в сношениях, от
графа д'Артуа и Сегюра до лорда Гренвиля и Каннинга, и притом она смотрела на всех независимо, по-своему и очень оригинально. Ограничусь одним небольшим случаем, который постараюсь передать ее собственными словами.
Это было варварство, и я
написал второе письмо к
графу Апраксину, прося меня немедленно отправить, говоря, что я на следующей станции могу найти приют.
Граф изволили почивать, и письмо осталось до утра. Нечего было делать; я снял мокрое платье и лег на столе почтовой конторы, завернувшись
в шинель «старшого», вместо подушки я взял толстую книгу и положил на нее немного белья.
Полицмейстер, из учтивости,
в графе поведения ничего не
писал, а
в графе занятий ставил: «Занимается государственной службой».