— Это тоже в каком смысле, —
заметил генерал. — Долгов говорит, например, что турки — трусы; это вздор; а Янсутский уверяет, что славяне — плуты…
Неточные совпадения
Товарищи и начальники ваши тогда искренно сожалели, что вы оставили военную службу, для которой положительно были рождены; даже покойный государь Николай Павлович, — эти слова
генерал начал опять говорить потише, — который, надо говорить правду, не любил вас, но нашему полковому командиру, который приходился мне и вам дядей, говорил несколько раз: «Какой бы из этого лентяя Бегушева (извините за выражение!) вышел боевой
генерал!..» Потому что действительно, когда вы на вашем десятитысячном коне ехали впереди вашего эскадрона, которым вы,
заметьте, командовали в чине корнета, что было тогда очень редко, то мне одна из grandes dames… не Наталья Сергеевна, нет, другая… говорила, что вы ей напоминаете рыцаря средневекового!
В настоящий момент, когда разговор коснулся государства,
генерал более всего боялся, чтобы речь как-нибудь не зашла о Петре Великом, — пункт, на котором Татьяна Васильевна была почти помешана и обыкновенно во всеуслышание объявляла, что она с детских лет все, что писалось о Петре Великом, обыкновенно закалывала булавкою и не читала! «Поэтому вы не знаете деяний Петра?» — осмеливались ей
замечать некоторые.
Читатель, конечно,
заметил, что Янсутский в настоящем свидании с
генералом был в отношении того гораздо почтительнее, чем в Париже: он по опыту знал, что господа, подобные Трахову, только за границей умаляют себя, а как вернутся в Россию, так сейчас же облекаются в свою павлинью важность.
— Это напрасно!.. Напрасно! —
заметил ей
генерал.
— Бегушев, напротив, человек отличный, гораздо лучше всех нас, — отозвался вдруг
генерал с необычною ему смелостью: ему, наконец, сделалось досадно, что Татьяна Васильевна и какой-нибудь Хвостиков
смеют так третировать Бегушева.
— А я, брат, продолжаю не постигать, — задумчиво
заметил генерал, несколько вскинув плечами и немного расставив руки.
— Да, но ведь это выйдет неловко, Альфред Осипыч, —
заметил генерал, отлично представляя себе неистовую ярость Нины Леонтьевны. — Все было против него, и вдруг он останется! Это просто дискредитирует в глазах общества всякое влияние нашей консультации, которая, как синица, нахвастала, а моря не зажгла…
— Не знаю, много ли правды в том, что вы говорили, — задумчиво
заметил генерал, — но знаю наверное, что вы нестерпимо начинаете форсить, чуть лишь вам капельку позволят забыться…
Неточные совпадения
— Пойдемте, если вам угодно, — сказал он по-французски; но Анна прислушивалась к тому, что говорил
генерал, и не
заметила мужа.
Тентетникову показалось, что с самого дня приезда их
генерал стал к нему как-то холоднее, почти не
замечал его и обращался как с лицом бессловесным или с чиновником, употребляемым для переписки, самым мелким.
Сам же он во всю жизнь свою не ходил по другой улице, кроме той, которая вела к месту его службы, где не было никаких публичных красивых зданий; не
замечал никого из встречных, был ли он
генерал или князь; в глаза не знал прихотей, какие дразнят в столицах людей, падких на невоздержанье, и даже отроду не был в театре.
— Я должен благодарить вас,
генерал, за ваше расположение. Вы приглашаете и вызываете меня словом ты на самую тесную дружбу, обязывая и меня также говорить вам ты. Но позвольте вам
заметить, что я помню различие наше в летах, совершенно препятствующее такому фамильярному между нами обращению.
— Петр Петрович! — закричала она, — защитите хоть вы! Внушите этой глупой твари, что не
смеет она так обращаться с благородной дамой в несчастии, что на это есть суд… я к самому генерал-губернатору… Она ответит… Помня хлеб-соль моего отца, защитите сирот.