— Да, но ведь это выйдет неловко, Альфред Осипыч, —
заметил генерал, отлично представляя себе неистовую ярость Нины Леонтьевны. — Все было против него, и вдруг он останется! Это просто дискредитирует в глазах общества всякое влияние нашей консультации, которая, как синица, нахвастала, а моря не зажгла…
Неточные совпадения
— Да вы сегодня, кажется, совсем с ума спятили: я буду советоваться с Платоном Васильичем… Ха-ха!.. Для этого я вас и звала сюда!.. Если хотите знать, так Платон Васильич не увидит этого письма, как своих ушей. Неужели вы не нашли ничего глупее мне посоветовать? Что такое Платон Васильич? — дурак и больше ничего… Да говорите же наконец или убирайтесь, откуда пришли! Меня больше всего сводит с ума эта особа, которая едет с
генералом Блиновым.
Заметили, что слово особа подчеркнуто?
— Мне остается только поблагодарить вас,
генерал, за этот даровой спектакль, — с иронией
заметил Лаптев.
— А мы вас сегодня решили сменить, — с улыбкой
заметил Прейн. — Только еще не решили, кого выбрать на место Платона Васильича.
Генерал уважает его как честного человека, но что-то имеет против него…
Когда
генерал предложил осмотреть фабрику, набоб отрицательно покачал головой и
заметил, что фабрику можно будет осмотреть на обратном пути.
—
Генерал, вы что так насупились? — спрашивал Лаптев,
заметив недовольную мину. — Не сердитесь, голубчик… Завтра ранним утром отправляемся в Куржак, и там можете делать со мной что хотите. Не правда ли, Прейн?
Увлекшись своей речью,
генерал не хотел
замечать, что Евгений Константиныч думает совсем о другом и только делает вид, что внимательно слушает его.
Но
генерал был неумолим и на этот раз поставил на своем, заставив набоба проглотить доклад целиком. Чтение продолжалось с небольшими перерывами битых часов пять. Конечно, Евгений Константиныч не дослушал и первой части этого феноменального труда с надлежащим вниманием, а все остальное время сумрачно шагал по кабинету, заложив руки за спину, как приговоренный к смерти.
Генерал слишком увлекся своей ролью, чтобы
замечать истинный ход мыслей и чувств своей жертвы.
— Да ведь я сказал,
генерал, что мы оставим Горемыкина только пока…
Заметьте: пока. А там без сомнения устраним его…
— А я, брат, продолжаю не постигать, — задумчиво
заметил генерал, несколько вскинув плечами и немного расставив руки.
— Не знаю, много ли правды в том, что вы говорили, — задумчиво
заметил генерал, — но знаю наверное, что вы нестерпимо начинаете форсить, чуть лишь вам капельку позволят забыться…
Неточные совпадения
— Пойдемте, если вам угодно, — сказал он по-французски; но Анна прислушивалась к тому, что говорил
генерал, и не
заметила мужа.
Тентетникову показалось, что с самого дня приезда их
генерал стал к нему как-то холоднее, почти не
замечал его и обращался как с лицом бессловесным или с чиновником, употребляемым для переписки, самым мелким.
Сам же он во всю жизнь свою не ходил по другой улице, кроме той, которая вела к месту его службы, где не было никаких публичных красивых зданий; не
замечал никого из встречных, был ли он
генерал или князь; в глаза не знал прихотей, какие дразнят в столицах людей, падких на невоздержанье, и даже отроду не был в театре.
— Я должен благодарить вас,
генерал, за ваше расположение. Вы приглашаете и вызываете меня словом ты на самую тесную дружбу, обязывая и меня также говорить вам ты. Но позвольте вам
заметить, что я помню различие наше в летах, совершенно препятствующее такому фамильярному между нами обращению.
— Петр Петрович! — закричала она, — защитите хоть вы! Внушите этой глупой твари, что не
смеет она так обращаться с благородной дамой в несчастии, что на это есть суд… я к самому генерал-губернатору… Она ответит… Помня хлеб-соль моего отца, защитите сирот.