— И вообрази, при моем слабом здоровье я на почтовых проскакала в какие-нибудь сутки триста верст, —
вхожу в дом и действительно вижу, что в моей комнате, перед моим трюмо причесывается какая-то госпожа… Что я ей сказала, — сама не помню, только она мгновенно скрылась…
Неточные совпадения
— Как мне приятно было
войти в твой
дом!.. Так вот и видишь
в этих маленьких, отдельных комнатках, что это была какая-нибудь моленная твоей матушки, а это, может быть, комнатка сестер твоих, а это уголок дальнего родственника, пригретого бедняка!..
Ему
в самом деле прискучили, особенно
в последнюю поездку за границу, отели — с их табльдотами, кельнерами! Ему даже начинала улыбаться мысль, как он
войдет в свой московский прохладный
дом, как его встретит глупый Прокофий и как повар его, вместо фабрикованного трактирного обеда, изготовит ему что-нибудь пооригинальнее, — хоть при этом он не мог не подумать: «А что же сверх того ему делать
в Москве?» — «То же, что и везде: страдать!» — отвечал себе Бегушев.
Вскоре по возвращении Бегушева
в Москву у него
в доме, сверх графа Хвостикова, появилась еще новая жилица.
В самый первый день, как он приехал и едва только успел немного отдохнуть с дороги, к нему
вошел Прокофий и с глупо-глубокомысленным видом проговорил...
По окончании заутрени псаломщик
вошел в алтарь и сказал священнику, что «господин Бегушев, этот богатый из большого
дома, что на дворе, барин, желает с ним переговорить».
—
В квартале… Потому что мы, священники, что ж? Придем
в дом со славой, пославим и уйдем; а полицейский во всякое время вхож
в дом и имеет право
войти.
— Совершенная противоположность Англии: там пастор имеет право
войти всегда
в дом, а полисмен — никогда!
Бегушев пошел
в Загрябовский переулок, прошел его несколько раз, но
дома Друшелева нигде не было; наконец, он совершенно случайно увидел
в одном из дворов,
в самом заду его, дощечку с надписью: «3-й квартал».
Дом же принадлежал Дреймеру, а не Друшелеву, как назвал его городовой. Когда Бегушев
вошел в ворота, то на него кинулись две огромные шершавые и, видимо, некормленые собаки и чуть было не схватили за пальто, так что он, отмахиваясь только палкой, успел добраться до квартала.
Николай Петрович продолжал ходить и не мог решиться
войти в дом, в это мирное и уютное гнездо, которое так приветно глядело на него всеми своими освещенными окнами; он не в силах был расстаться с темнотой, с садом, с ощущением свежего воздуха на лице и с этою грустию, с этою тревогой…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш
дом был первый
в столице и чтоб у меня
в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было
войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Оборванные нищие, // Послышав запах пенного, // И те пришли доказывать, // Как счастливы они: // — Нас у порога лавочник // Встречает подаянием, // А
в дом войдем, так из
дому // Проводят до ворот… // Чуть запоем мы песенку, // Бежит к окну хозяюшка // С краюхою, с ножом, // А мы-то заливаемся: // «Давать давай — весь каравай, // Не мнется и не крошится, // Тебе скорей, а нам спорей…»
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она
войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай
в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному
дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
Неприятно мне
входить в этот
дом.
Туман, застилавший всё
в ее душе, вдруг рассеялся. Вчерашние чувства с новой болью защемили больное сердце. Она не могла понять теперь, как она могла унизиться до того, чтобы пробыть целый день с ним
в его
доме. Она
вошла к нему
в кабинет, чтоб объявить ему свое решение.