«Ну, у этого прелестного существа, кроме бодрого духа, и ножки крепкие», — подумал он и в этом еще более убедился, когда Сусанна Николаевна на церковном погосте, с его виднеющимися повсюду черными деревянными крестами, посреди коих высились два белые мраморные мавзолея, стоявшие над могилами отца и матери Егора Егорыча, вдруг повернула и прямо по сумету подошла к этим мавзолеям и, перекрестившись, наклонилась перед ними до земли, а потом быстро пошла к церкви, так что Сверстов едва успел ее опередить, чтобы отпереть
церковную дверь, ключ от которой ему еще поутру принес отец Василий.
Словом, если бы Чичиков встретил его, так принаряженного, где-нибудь у
церковных дверей, то, вероятно, дал бы ему медный грош.
И я ему рукавицы дал, а он мне с колокольни старую
церковную дверь принес, на коей Петр-апостол написан, и в руке у него ключи от царства небесного.
Петр Михайлыч долго осиливал всплошь железную
церковную дверь, которая, наконец, скрипя, тяжело распахнулась.
Густая серая пыль, местами изборожденная следами прокатившихся по ней колес, сонная и увядшая муравка, окаймляющая немощеные улицы к стороне воображаемых тротуаров; седые, подгнившие и покосившиеся заборы; замкнутые тяжелыми замками
церковные двери; деревянные лавочки, брошенные хозяевами и заставленные двумя крест-накрест положенными досками; все это среди полдневного жара дремлет до такой степени заразительно, что человек, осужденный жить среди такой обстановки, и сам теряет всякую бодрость и тоже томится и дремлет.
Неточные совпадения
«Вероятно, Уповаева хоронят», — сообразил он, свернул в переулок и пошел куда-то вниз, где переулок замыкала горбатая зеленая крыша церкви с тремя главами над нею. К ней опускались два ряда приземистых, пузатых домиков, накрытых толстыми шапками снега. Самгин нашел, что они имеют некоторое сходство с людьми в шубах, а окна и
двери домов похожи на карманы. Толстый слой серой, холодной скуки висел над городом. Издали доплывало унылое пение
церковного хора.
— Это — ее! — сказала Дуняша. — Очень богатая, — шепнула она, отворяя тяжелую
дверь в магазин, тесно набитый
церковной утварью. Ослепительно сверкало серебро подсвечников, сияли золоченые дарохранильницы за стеклами шкафа, с потолка свешивались кадила; в белом и желтом блеске стояла большая женщина, туго затянутая в черный шелк.
Ровно в шесть часов, по знаку из дома, ударяет наш жалкий колокол; у
церковной ограды появляется толпа народа; раздается трезвон, и вслед за ним в
дверях церкви показывается процессия с образами, предшествуемая священником в облачении.
Однажды, когда я разбирал на дворе, у
двери в магазин, ящик только что полученного товара, ко мне подошел
церковный сторож, кособокий старичок, мягкий, точно из тряпок сделан, и растрепанный, как будто его собаки рвали.
Но хозяйка внушала, что
церковное вообще неуместно петь где-либо, а тут еще… — и она красноречиво показала рукой на маленькую
дверь.