Сильно бились сердца их, стесненные
непонятным предчувствием, они шли, удерживая дыхание, скользя по росистой траве, продираясь между коноплей и вязких гряд, зацепляя поминутно ногами или за кирпич или за хворост; вороньи пугалы казались им людьми, и каждый раз, когда полевая крыса кидалась из-под ног их, они вздрагивали, Борис Петрович хватался за рукоятку охотничьего ножа, а Юрий за шпагу… но, к счастию, все их страхи были напрасны, и они благополучно приближились к темному овину; хозяйка вошла туда, за нею Борис Петрович и Юрий; она подвела их к одному темному углу, где находилось два сусека, один из них с хлебом, а другой до половины наваленный соломой.
Теперь, насторожив ухо, я даже слышал, как быстро скрипело в ее руке перо, — и, по
непонятному предчувствию, это позднее писание получило в моих глазах какое-то особенное, важное значение.
Неточные совпадения
— Домой, — отвечал Калинович. — Я нынче начинаю верить в
предчувствие, и вот, как хочешь объясни, — продолжал он, беря себя за голову, — но только меня как будто бы в клещи ущемил какой-то
непонятный страх, так что я ясно чувствую… почти вижу, что в эти именно минуты там, где-то на небе, по таинственной воле судеб, совершается перелом моей жизни: к худому он или к хорошему — не знаю, но только страшный перелом… страшный.
— Позволь, любезнейший, хоть на минутку, — упрашивает Катерина Астафьевна, распаляемая самой ей
непонятным жаром томительного
предчувствия, — Позволь, голубчик, позволь, батюшка.