Егор Егорыч слушал капитана весьма внимательно: его начинало серьезно занимать, каким образом в таком, по-видимому, чувственном и мясистом теле, каково оно
было у капитана, могло обитать столько духовных инстинктов.
Неточные совпадения
Возражение это нисколько не сбивало
капитана: он продолжал упорно стоять на своем и вообще по многим вопросам расходился в своих мнениях с Миропою Дмитриевною, причем в ней, сколько ни субтильна
была ее фигура, всегда проглядывали некоторая практичность и материальность, а
у здоровеннейшего
капитана, напротив, поэзия и чувство.
Капитан при этом самодовольно обдергивал свой вицмундир, всегда
у него застегнутый на все пуговицы, всегда с выпущенною из-за борта, как бы аксельбант, толстою золотою часовою цепочкою, и просиживал
у Зудченки до глубокой ночи, лупя затем от нее в Красные казармы пехтурой и не только не боясь, но даже желая, чтобы на него напали какие-нибудь жулики, с которыми
капитан надеялся самолично распорядиться, не прибегая ни к чьей посторонней помощи: силищи Зверев
был действительно неимоверной.
Весь остальной день Миропа Дмитриевна испытывала нестерпимое желание рассказать о случившемся
капитану Звереву, который почему-то давно не
был у нее.
— Я воспользовался вашим позволением
быть у вас:
капитан учебного карабинерного полка Зверев!
Капитан тем временем всматривался в обеих молодых девушек. Конечно, ему и Сусанна показалась хорошенькою, но все-таки хуже Людмилы:
у нее
были губы как-то суховаты, тогда как
у Людмилы они являлись сочными, розовыми, как бы созданными для поцелуев. Услыхав, впрочем, что Егор Егорыч упомянул о церкви архангела сказал Людмиле...
Так сделайте четыре раза и потом мне скажите, что увидите!..» Офицер проделал в точности, что ему
было предписано, и когда в первый раз взглянул в зеркальце, то ему представилась знакомая комната забытой им панночки (при этих словах
у капитана появилась на губах грустная усмешка)…
— Вы
были у Рыжовых? — спросила она, еще прежде видевши, что
капитан вошел к ней на дворик и прошел, как безошибочно предположила Миропа Дмитриевна, к ее жильцам, чем тоже она
была немало удивлена.
— Во всех отношениях, и кроме старшей, Людмилы, кажется,
у адмиральши
есть другая дочь, — прехорошенькая, — я и не воображал даже! — говорил с явным увлечением
капитан.
— Если бы таких полковников
у нас в военной службе
было побольше, так нам, обер-офицерам, легче
было бы служить! — внушил он Миропе Дмитриевне и ушел от нее, продолжая всю дорогу думать о семействе Рыжовых, в котором все его очаровывало: не говоря уже о Людмиле, а также и о Сусанне, но даже сама старушка-адмиральша очень ему понравилась, а еще более ее — полковник Марфин, с которым
капитану чрезвычайно захотелось поближе познакомиться и высказаться перед ним.
— Стало
быть, вы по необходимости служите? — проговорил Егор Егорыч, пристально взглянув в добрые, как
у верблюда, глаза
капитана.
Неточные совпадения
Я схватил бумаги и поскорее унес их, боясь, чтоб штабс-капитан не раскаялся. Скоро пришли нам объявить, что через час тронется оказия; я велел закладывать. Штабс-капитан вошел в комнату в то время, когда я уже надевал шапку; он, казалось, не готовился к отъезду;
у него
был какой-то принужденный, холодный вид.
У подошвы скалы в кустах
были привязаны три лошади; мы своих привязали тут же, а сами по узкой тропинке взобрались на площадку, где ожидал нас Грушницкий с драгунским
капитаном и другим своим секундантом, которого звали Иваном Игнатьевичем; фамилии его я никогда не слыхал.
Впрочем, говорят, что и без того
была у них ссора за какую-то бабенку, свежую и крепкую, как ядреная репа, по выражению таможенных чиновников; что
были даже подкуплены люди, чтобы под вечерок в темном переулке поизбить нашего героя; но что оба чиновника
были в дураках и бабенкой воспользовался какой-то штабс-капитан Шамшарев.
—
Пили уже и
ели! — сказал Плюшкин. — Да, конечно, хорошего общества человека хоть где узнаешь: он не
ест, а сыт; а как эдакой какой-нибудь воришка, да его сколько ни корми… Ведь вот
капитан — приедет: «Дядюшка, говорит, дайте чего-нибудь
поесть!» А я ему такой же дядюшка, как он мне дедушка.
У себя дома
есть, верно, нечего, так вот он и шатается! Да, ведь вам нужен реестрик всех этих тунеядцев? Как же, я, как знал, всех их списал на особую бумажку, чтобы при первой подаче ревизии всех их вычеркнуть.
— Две? — сказал хозяин, судорожно подскакивая, как пружинный. — Тысячи? Метров? Прошу вас сесть,
капитан. Не желаете ли взглянуть,
капитан, образцы новых материй? Как вам
будет угодно. Вот спички, вот прекрасный табак; прошу вас. Две тысячи… две тысячи по… — Он сказал цену, имеющую такое же отношение к настоящей, как клятва к простому «да», но Грэй
был доволен, так как не хотел ни в чем торговаться. — Удивительный, наилучший шелк, — продолжал лавочник, — товар вне сравнения, только
у меня найдете такой.