Неточные совпадения
И она привела Павла в спальную Еспера Иваныча, окна которой были закрыты спущенными зелеными шторами, так что в комнате царствовал полумрак.
На одном кресле Павел увидел сидящую Мари в парадном платье, приехавшую, как видно, поздравить новорожденного. Она
похудела очень и заметно была страшно утомлена. Еспер Иваныч лежал, вытянувшись, вверх лицом
на постели;
глаза его как-то бессмысленно блуждали по сторонам; самое лицо было налившееся, широкое и еще более покосившееся.
Начальник губернии в это время сидел у своего стола и с мрачным выражением
на лице читал какую-то бумагу. Перед ним стоял не то священник, не то монах, в черной рясе, с
худым и желто-черноватым лицом, с черными, сверкающими
глазами и с густыми, нависшими бровями.
— Не
хуже нашего единоверческого храма! — произнес священник, показывая
глазами Вихрову
на моленную. — Ну, теперь ползком ползти надо; а то они увидят и разбегутся!.. — И вслед за тем он сам лег
на землю, легли за ним Вихров и староста, — все они поползли.
Виссарион Захаревский в полной мундирной форме, несмотря
на смелость своего характера, как-то конфузливо держал себя перед начальником губернии и напоминал собой несколько собачку, которая ходит
на задних лапках перед хозяином. Юлия, бледная,
худая, но чрезвычайно тщательно причесанная и одетая, полулежала
на кушетке и почти не спускала
глаз с дверей: Виссарион сказал ей, что Вихров хотел приехать к Пиколовым.
Неточные совпадения
— Вот, я приехал к тебе, — сказал Николай глухим голосом, ни
на секунду не спуская
глаз с лица брата. — Я давно хотел, да всё нездоровилось. Теперь же я очень поправился, — говорил он, обтирая свою бороду большими
худыми ладонями.
Он был еще
худее, чем три года тому назад, когда Константин Левин видел его в последний раз.
На нем был короткий сюртук. И руки и широкие кости казались еще огромнее. Волосы стали реже, те же прямые усы висели
на губы, те же
глаза странно и наивно смотрели
на вошедшего.
Дарья Александровна, в кофточке и с пришпиленными
на затылке косами уже редких, когда-то густых и прекрасных волос, с осунувшимся,
худым лицом и большими, выдававшимися от худобы лица, испуганными
глазами, стояла среди разбросанных по комнате вещей пред открытою шифоньеркой, из которой она выбирала что-то.
Мы тронулись в путь; с трудом пять
худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге
на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела
на небо, потому что, сколько
глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало
на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Как теперь гляжу
на эту лошадь: вороная как смоль, ноги — струнки, и
глаза не
хуже, чем у Бэлы; а какая сила! скачи хоть
на пятьдесят верст; а уж выезжена — как собака бегает за хозяином, голос даже его знала!