Неточные совпадения
— Ну
так вот что, мой батюшка, господа мои милые, доложу вам, — начала старуха пунктуально, — раз мы,
так уж сказать, извините, поехали с
Макаром Григорьичем чай пить. «Вот, говорит, тут лекарев учат, мертвых режут и им показывают!» Я, согрешила грешная, перекрестилась и отплюнулась. «Экое место!» — думаю;
так,
так сказать, оно оченно близко около нас, — иной раз ночью лежишь, и мнится: «Ну как мертвые-то скочут и к нам в переулок прибегут!»
— Надо быть, что вышла, — отвечал
Макар. — Кучеренко этот ихний прибегал ко мне; он тоже сродственником как-то моим себя почитает и думал, что я очень обрадуюсь ему: ай-мо, батюшка, какой дорогой гость пожаловал; да стану ему угощенье делать; а я вон велел ему заварить кой-каких спиток чайных, дал ему потом гривенник… «Не ходи, говорю, брат больше ко мне, не-пошто!»
Так он болтал тут что-то
такое, что свадьба-то была.
— Не знаю, — отвечал
Макар Григорьев, как бы нехотя. — Конечно, что нам судить господ не приходится, только то, что у меня с самых первых пор, как мы под власть его попали, все что-то неладно с ним пошло, да и до сей поры, пожалуй,
так идет.
— Нет, ты погоди, постой! — остановил его
Макар Григорьев. — Оно у тебя с вечерен ведь
так валяется; у меня квартира не запертая — кто посторонний ввернись и бери, что хочешь. Так-то ты думаешь смотреть за барским добром, свиное твое рыло неумытое!
— Я ругаюсь?.. Ах, ты, бестия этакой! Да по головке, что ли, тебя за это гладить надо?.. — воскликнул
Макар Григорьев. — Нет, словно бы не
так! Я, не спросясь барина, стащу тебя в часть и отдеру там: частный у меня знакомый — про кого старых, а про тебя новых розог велит припасти.
Заморив наскоро голод остатками вчерашнего обеда, Павел велел Ваньке и Огурцову перевезти свои вещи, а сам, не откладывая времени (ему невыносимо было уж оставаться в грязной комнатишке
Макара Григорьева), отправился снова в номера, где прямо прошел к Неведомову и тоже сильно был удивлен тем, что представилось ему там: во-первых, он увидел диван, очень как бы похожий на гроб и обитый совершенно
таким же малиновым сукном, каким обыкновенно обивают гроба; потом, довольно большой стол, покрытый уже черным сукном, на котором лежали: череп человеческий, несколько ручных и ножных костей, огромное евангелие и еще несколько каких-то больших книг в дорогом переплете, а сзади стола, у стены, стояло костяное распятие.
Макар Григорьев тоже иногда заходил к Павлу в номера, принося к нему письма от полковника, который почему-то все-таки считал вернее писать к
Макару Григорьеву, чем прямо на квартиру к сыну.
—
Так, точь-в-точь, глупый народ этакий, лопалы! — подтвердил и
Макар Григорьев.
То, о чем m-me Фатеева, будучи гораздо опытнее моего героя,
так мрачно иногда во время уроков задумывалась, начало мало-помалу обнаруживаться. Прежде всего было получено от полковника страшное, убийственное письмо, которое, по обыкновению, принес к Павлу
Макар Григорьев. Подав письмо молодому барину, с полуулыбкою,
Макар Григорьев все как-то стал кругом осматриваться и оглядываться и даже на проходящую мимо горничную Клеопатры Петровны взглянул как-то насмешливо.
В
такого рода соображениях и колебаниях прошло около двух месяцев; наконец в одно утро Иван сказал Вихрову, что пришел
Макар Григорьев. Павел велел позвать его к себе.
— Наш человек приехал; папенька ваш не
так здоров… — отвечал
Макар Григорьев и потупился.
Макар Григорьев, как мы знаем, не прилюбливал полковника, но все-таки видно было, что он искреннее сожалел об его смерти, чем плутоватый Кирьян.
— Форс тоже держат, — подхватил
Макар Григорьев, — коли на богатой женится,
так чтобы она думала, что и он богат; а как окрутят,
так после и увидят, что свищ только один, прохвост, больше ничего, по-нашему, по-мужицки, сказать…
— Да ничего не делать, веста, как и при папеньке было!.. Что еще тут делать? — перебил
Макар Григорьев почти строго Павла, а сам в это время подмигивал ему
так, чтобы Кирьян не заметил этого.
— Ну,
так ты меня научи! — сказал Павел.
Макар Григорьев казался ему великолепен в эти минуты.
— Ах, кстати, — перебил его Павел, вспомнив при слове «с приданым» о деньгах, которыми
так великодушно снабжал его
Макар Григорьев в продолжение последнего времени, — не угодно ли вам принять от меня мой долг!
— Да
так! Совсем не то, что прежние, — отвечал
Макар Григорьев, бог знает что желая тем сказать, и ушел.
— А третий сорт: трудом, потом и кровью христианской выходим мы, мужики, в люди. Я теперича вон в сапогах каких сижу, — продолжал
Макар Григорьев, поднимая и показывая свою в щеголеватый сапог обутую ногу, — в грязи вот их не мачивал, потому все на извозчиках езжу; а было
так, что приду домой, подошвы-то от сапог отвалятся, да и ноги все в крови от ходьбы: бегал это все я по Москве и работы искал; а в работниках жить не мог, потому — я горд, не могу, чтобы чья-нибудь власть надо мной была.
— Он, должно быть, тебя ужасно боится и уважает, что
так угощает! — сказал Вихров
Макару Григорьеву.
Официант в это время повестил гостей и хозяина, что ужин готов. Вихров настоял, чтобы
Макар Григорьев сел непременно и ужинать с ними. Этим старик очень уж сконфузился, однако сел. Ваньку
так это обидело, что он не пошел даже и к столу.
— А
так бы думал, что за здоровье господина моего надо выпить! — отвечал
Макар Григорьев и, когда вино было разлито, он сам пошел за официантом и каждому гостю кланялся, говоря: «Пожалуйте!» Все чокнулись с ним, выпили и крепко пожали ему руку. Он кланялся всем гостям и тотчас же махнул официантам, чтоб они подавали еще. Когда вино было подано, он взял свой стакан и прямо подошел уже к Вихрову.