Неточные совпадения
Мари при этом немного
покраснела.
— А вы, chere amie, сегодня очень злы! — сказала ей
Мари и сама при этом
покраснела. Она, кажется, наследовала от Еспера Иваныча его стыдливость, потому что от всякой малости
краснела. — Ну, извольте хорошенько играть, иначе я рассержусь! — прибавила она, обращаясь к Павлу.
Мари вся
покраснела, и надо полагать, что разговор этот она передала от слова до слова Фатеевой, потому что в первый же раз, как та поехала с Павлом в одном экипаже (по величайшему своему невниманию, муж часто за ней не присылал лошадей, и в таком случае Имплевы провожали ее в своем экипаже, и Павел всегда сопровождал ее), — в первый же раз, как они таким образом поехали, m-me Фатеева своим тихим и едва слышным голосом спросила его...
— Ну, а я уж сделаю немножко свой туалет, — сказала, немного
покраснев,
Мари и ушла.
Мари слушала его, и Вихров только видел, что у ней уши даже при этом
покраснели.
Мари вся
покраснела в лице и слушала доктора молча.
— Ну, очень рада, что тебе так кажется, — отвечала
Мари, еще более
покраснев. — А здесь ужас что такое происходит, какой-то террор над городом. Ты слышал что-нибудь?
— На месяц, на два, если ты не соскучишься, — отвечала,
покраснев,
Мари.
Мари еще более
покраснела.
— А, вот что! — произнесла
Мари и
покраснела уж немного. — Это, однако, значит быть добродетельной по наружности — качество не весьма похвальное.
Неточные совпадения
— Я взглянул на
Марью Ивановну; она вся
покраснела, и даже слезы капнули на ее тарелку.
Перебирая их, он в нижнем ящике старой тетушкиной шифоньерки
красного дерева, с брюхом и бронзовыми кольцами в львиных головах, нашел много писем и среди них карточку, представлявшую группу: Софью Ивановну,
Марью Ивановну, его самого студентом и Катюшу — чистую, свежую, красивую и жизнерадостную.
Привалов вдруг
покраснел. Слова пьяного Бахарева самым неприятным образом подействовали на него, — не потому, что выставляли в известном свете
Марью Степановну, а потому, что имя дорогой ему девушки повторялось именно при Веревкине. Тот мог подумать черт знает что…
Эта похвала заставила
Марью Степановну даже
покраснеть; ко всякой старине она питала нечто вроде благоговения и особенно дорожила коллекцией старинных сарафанов, оставшихся после жены Павла Михайловича Гуляева «с материной стороны». Она могла рассказать историю каждого из этих сарафанов, служивших для нее живой летописью и биографией давно умерших дорогих людей.
Он смотрел на
Марью Алексевну, но тут, как нарочно, взглянул на Верочку, — а может быть, и в самом деле, нарочно? Может быть, он заметил, что она слегка пожала плечами? «А ведь он увидел, что я
покраснела».