Неточные совпадения
Сами
не понимают,
как блеснуть очаровательнее!
Аграфена Кондратьевна (входя). Так, так, бесстыдница!
Как будто сердце чувствовало: ни свет ни заря,
не поемши хлеба Божьего, да уж и за пляску тотчас!
Аграфена Кондратьевна (преследуя ее). Так что ж, что ты скушала? Нужно мне очень смотреть,
как ты греховодничаешь!.. Говорю тебе,
не вертись!
Аграфена Кондратьевна. Постой, уж я сама оботру! Ишь уморилась! А ведь и то сказать, будто неволили. Коли уж матери
не почитаешь, так стен-то бы посовестилась. Отец, голубчик, через великую силу ноги двигает, а ты тут скачешь,
как юла
какая!
Липочка.
Не вы учили — посторонние; полноте, пожалуйста; вы и сами-то, признаться сказать, ничему
не воспитаны. Ну, что ж? Родили вы — я была тогда что? ребенок, дитя без понятия,
не смыслила обращения. А выросла да посмотрела на светский тон, так и вижу, что я гораздо других образованнее. Что ж мне, потакать вашим глупостям!
Как же! Есть оказия.
Липочка. Да, много вы знаете! Известно, он благородный человек, так и действует по-деликатному. В ихнем кругу всегда так делают. Да
как еще вы смеете порочить таких людей, которых вы и понятия
не знаете? Он ведь
не купчишка какой-нибудь. (Шепчет в сторону.) Душка, милашка!
Аграфена Кондратьевна. Да, хорош душка! Скажите пожалуйста! Жалко, что
не отдали тебя за шута за горохового. Ведь ишь ты, блажь-то
какая в тебе; ведь это ты назло матери под нос-то шепчешь.
Аграфена Кондратьевна. Ну,
как ты хочешь, так и думай. Господь тебе судья! А никто так
не заботится о своем детище,
как материнская утроба! Ты вот тут хохришься да разные глупости выколупываешь, а мы с отцом-то и дённо и нощно заботимся,
как бы тебе хорошего человека найти да пристроить тебя поскорее.
Липочка. Что мне до ваших кошек! Мне мужа надобно! Что это такое! Страм встречаться с знакомыми; в целой Москве
не могли выбрать жениха — всё другим да другим. Кого
не заденет за живое: все подруги с мужьями давно, а я словно сирота
какая! Отыскался вот один, так и тому отказали. Слышите, найдите мне жениха, беспременно найдите!.. Вперед вам говорю, беспременно сыщите, а то для вас же будет хуже: нарочно, вам назло, по секрету заведу обожателя, с гусаром убегу, да и обвенчаемся потихоньку.
Аграфена Кондратьевна. Так что же, я дура, по-твоему, что ли?
Какие у тебя там гусары, бесстыжий твой нос! Тьфу ты, дьявольское наваждение! Али ты думаешь, что я
не властна над тобой приказывать? Говори, бесстыжие твои глаза, с чего у тебя взгляд-то такой завистливый? Что ты, прытче матери хочешь быть? У меня ведь недолго, я и на кухню горшки парить пошлю. Ишь ты! Ишь ты! А!.. Ах, матушки вы мои! Посконный сарафан сошью да вот на голову тебе и надену! С поросятами тебя, вместо родителей-то, посажу!
Липочка. Вы, я воображаю, приплетете скоро всех буточников. Уж молчали бы лучше, коли
не так воспитаны. Все я скверна, а сами-то вы каковы после этого! Что, вам угодно спровадить меня на тот свет прежде времени? извести своими капризами? (Плачет.) Что ж, пожалуй, я уж и так,
как муха
какая, кашляю! (Плачет.)
Фоминишна. Уж и
не знаю,
как сказать; на словах-то ты у нас больно прытка, а на деле-то вот и нет тебя. Просила, просила,
не токмо чтобы что такое, подари хоть платок, валяются у тебя вороха два без призрения, так все нет, все чужим да чужим.
Устинья Наумовна.
Не больно спеши! Есть и постарше тебя. Вот с маменькой-то покалякаем прежде. (Целуясь.) Здравствуй, Аграфена Кондратьевна!
Как встала, ночевала, все ли жива, бралиянтовая?
Фоминишна.
Как знаешь. Известно, мы
не хозяева, лыком шитая мелкота; а и в нас тоже душа, а
не пар!
Устинья Наумовна. Да ишь ты, с вами
не скоро сообразишь, бралиянтовые. Тятенька-то твой ладит за богатого: мне, говорит, хотя Федот от проходных ворот, лишь бы денежки водились, да приданого поменьше ломил. Маменька-то вот, Аграфена Кондратьевна, тоже норовит в свое удовольствие: подавай ты ей беспременно купца, да чтобы был жалованный, да лошадей бы хороших держал, да и лоб-то крестил бы по-старинному. У тебя тоже свое на уме.
Как на вас угодишь?
Аграфена Кондратьевна. Ведь и тятенька твой
не оболваненный
какой, и борода-то тоже
не обшарканная, да целуешь же ты его как-нибудь.
Фоминишна. Никак ты плакать сбираешься? И думать
не моги! И тебе
как в охоту дразнить, Аграфена Кондратьевна!
Липочка. Ничего и потолще, был бы собою
не мал. Конечно, лучше уж рослого, чем какого-нибудь мухортика. И пуще всего, Устинья Наумовна, чтоб
не курносого, беспременно чтобы был бы брюнет; ну, понятное дело, чтоб и одет был по-журнальному. (Смотрит в зеркало.) Ах, Господи! а сама-то я нынче вся,
как веник, растрепана.
Рисположенский.
Какое уж наше житье! Так, небо коптим, Аграфена Кондратьевна! Сами знаете: семейство большое, делишки маленькие. А
не ропщу; роптать грех, Аграфена Кондратьевна.
Рисположенский. Так вот, матушка Аграфена Кондратьевна, была история:
не то чтобы притча али сказка
какая, а истинное происшествие. Я, Аграфена Кондратьевна, рюмочку выпью. (Пьет.)
Большов.
Как же тебя в Камчатку
не сослали?
Рисположенский. Хе, хе… Самсон Силыч, материал
не дорогой. А я вот забежал понаведаться,
как ваши делишки.
Рисположенский.
Какое же может произойти, Самсон Силыч, от меня наущение? Да и что я за учитель такой, когда вы сами, может быть, в десять раз меня умнее? Меня что попросят, я сделаю. Что ж
не сделать! Я бы свинья был, когда б
не сделал; потому что я, можно сказать, облагодетельствован вами и с ребятишками. А я еще довольно глуп, чтобы вам советовать: вы свое дело сами лучше всякого знаете.
Большов. Сами знаете! То-то вот и беда, что наш брат, купец, дурак, ничего он
не понимает, а таким пиявкам,
как ты, это и на руку. Ведь вот ты теперь все пороги у меня обобьешь таскамшись-то.
Рисположенский.
Как же мне
не таскаться-то! Кабы я вас
не любил, я бы к вам и
не таскался. Разве я
не чувствую? Что ж я, в самом деле, скот, что ли,
какой бессловесный?
Рисположенский.
Как на чужого-то закрепишь, так уж и придраться-то
не к чему. Спорь после поди против подлинных-то бумаг.
Подхалюзин.
Как же это можно, Самсон Силыч, чтобы сноровки
не знать? Кажется, сам завсегда в городе бываю-с, и завсегда толкуешь им-с.
Подхалюзин. Известное дело-с, стараюсь, чтобы все было в порядке и
как следует-с. Вы, говорю, ребята,
не зевайте: видишь, чуть дело подходящее, покупатель, что ли, тумак
какой подвернулся, али цвет с узором
какой барышне понравился, взял, говорю, да и накинул рубль али два на аршин.
Большов. Чай, брат, знаешь,
как немцы в магазинах наших бар обирают. Положим, что мы
не немцы, а христиане православные, да тоже пироги-то с начинкой едим. Так ли? А?
Большов. Вот сухоядцы-то, постники! И Богу-то угодить на чужой счет норовят. Ты, брат, степенству-то этому
не верь! Этот народ одной рукой крестится, а другой в чужую пазуху лезет! Вот и третий: «Московский второй гильдии купец Ефрем Лукин Полуаршинников объявлен несостоятельным должником». Ну, а этот
как?
Уж диви бы товару
не было, —
каким еще рожном торговать.
Подхалюзин. Эх, Самсон Силыч! Да что тут разговаривать-то-с. Уж вы во мне-то
не сумневайтесь! Уж одно слово: вот
как есть, весь тут.
Подхалюзин (провожая его). Мне, Самсон Силыч, окромя вашего спокойствия, ничего
не нужно-с.
Как жимши у вас с малолетства и видемши все ваши благодеяния; можнo сказать, мальчишкой взят-с лавки подметать, следовательно, должен я чувствовать.
У нас все
не как у людей!
Конечно, Алимпияда Самсоновна барышня образованная и, можно сказать,
каких в свете нет, а ведь этот жених ее теперича
не возьмет, скажет, денег дай!
Рисположенский.
Как за
какие провинности! Вот уж грех, Лазарь Елизарыч! Нешто я вам
не служу? По гроб слуга, что хотите заставьте. А закладную-то вам выхлопотал!
Рисположенский. Ну вот,
как за эдаких людей Богу
не молить! Только какая-нибудь свинья необразованная может
не чувствовать этого. Я вам в ножки поклонюсь, Лазарь Елизарыч!
Подхалюзин. Да что вы понимаете-то? Вот дела-то какие-с! Вы прежде выслушайте. Приезжаем мы с Самсоном Силычем в город, и эрестрик этот привезли,
как следует. Вот он пошел по кредиторам: тот
не согласен, другой
не согласен; да так ни один-таки и нейдет на эту штуку. Вот она
какая статья-то.
Подхалюзин.
Как бы нам теперича с этим делом
не опростоволоситься! Понимаете вы меня али нет?
Фоминишна. Да что их разбирать-то! Ну, известное дело, чтоб были люди свежие,
не плешивые, чтоб
не пахло ничем, а там
какого ни возьми, все человек.
Фоминишна. И, мать! некогда. Ведь
какой грех-то: сам-то что-то из городу
не едет, все под страхом ходим; того и гляди пьяный приедет. А уж
какой благой-то, Господи! Зародится же ведь эдакой озорник!
Устинья Наумовна. Так и женю. Отчего ж
не женить? И
не увидишь,
как женю.
Устинья Наумовна. А тебе что за печаль! Зачем бы я ни ходила! Я ведь
не краденая
какая,
не овца без имени. Ты что за спрос?
Подхалюзин. Ничего
не объелся-с! А если вам угодно говорить по душе, по совести-с, так это вот
какого рода дело-с: у меня есть один знакомый купец из русских, и они оченно влюблены в Алимпияду Самсоновну-с. Что, говорит, ни дать, только бы жениться; ничего, говорит,
не пожалею.
Подхалюзин. Ну,
как угодно-с! А за этого высватаете, так беды наживете, что после и
не расхлебаете.
Устинья Наумовна. Ну, ты сам рассуди, с
каким я рылом покажусь к Самсону-то Силычу? Наговорила им с три короба, что и богат-то, и красавец-то, и влюблен-то так, что и жить
не может: а теперь что скажу? Ведь ты сам знаешь, каково у вас чадочко Самсон-то Силыч; ведь он,
не ровён час, и чепчик помнет.
Воспитанья-то тоже
не Бог знает
какого: пишет-то,
как слон брюхом ползает, по-французскому али на фортопьянах тоже сям, тям, да и нет ничего; ну а танец-то отколоть — я и сама пыли в нос пущу.
Устинья Наумовна. А что, ведь, и правда, бралиянтовый! Да нет, постой!
Как же! Ведь я ему сказала, что у Самсона Силыча денег куры
не клюют.
А что после того будет,
как высватаете значительного человека, а Самсон Силыч денег-то
не даст?
Да еще,
как значительный-то человек, подаст жалобу в суд, потому что значительному человеку везде ход есть-с: мы-то с Самсоном Силычем попались, да и вам-то
не уйти.