Неточные совпадения
Матрена. Очень на мужчин бесстыжи.
Такие, говорят, завистливые,
что беда. (Накрывает чашку.) Покорно благодарствуйте! (Встает и уносит самовар.)
Бальзаминова. Говорят: за
чем пойдешь, то и найдешь! Видно, не всегда
так бывает. Вот Миша ходит-ходит, а все не находит ничего. Другой бы бросил давно, а мой все не унимается. Да коли правду сказать,
так Миша очень справедливо рассуждает: «Ведь мне, говорит, убытку нет,
что я хожу, а прибыль может быть большая; следовательно, я должен ходить. Ходить понапрасну, говорит, скучно, а бедность-то еще скучней».
Что правда то правда. Нечего с ним и спорить.
Бальзаминов.
Что же это
такое, маменька! Помилуйте! На самом интересном месте…
Бальзаминов. Экая досада! Мне бы теперь, по моим делам, очень нужно
такой сон видеть; может быть, он мне что-нибудь и напророчил бы.
Что, маменька, меня никто не спрашивал?
Бальзаминова.
Так что же?
Бальзаминов. Меня раза три травили. Во-первых, перепугают до смерти, да еще бежишь с версту, духу потом не переведешь. Да и страм! какой страм-то, маменька! Ты тут ухаживаешь, стараешься понравиться — и вдруг видят тебя из окна,
что ты летишь во все лопатки.
Что за вид, со стороны-то посмотреть! Невежество в высшей степени…
что уж тут! А вот теперь, как мы с Лукьян Лукьянычем вместе ходим,
так меня никто не смеет тронуть. А знаете, маменька,
что я задумал?
Бальзаминов. Сколько бы я ни прослужил: ведь у меня
так же время-то идет, зато офицер. А теперь
что я? Чин у меня маленький, притом же я человек робкий, живем мы в стороне необразованной, шутки здесь всё
такие неприличные, да и насмешки… А вы только представьте, маменька: вдруг я офицер, иду по улице смело; уж тогда смело буду ходить; вдруг вижу — сидит барышня у окна, я поправляю усы…
Бальзаминов. Ах, боже мой! Я и забыл про это, совсем из головы вон! Вот видите, маменька, какой я несчастный человек! Уж от военной службы для меня видимая польза, а поступить нельзя. Другому можно, а мне нельзя. Я вам, маменька, говорил,
что я самый несчастный человек в мире: вот
так оно и есть. В каком я месяце, маменька, родился?
Бальзаминов. Другой на тебя смотрит — точно допрос тебе делает. Ну,
что ж тут хорошего! Конечно, если строго разобрать,
так мы имеем недостатки в себе, в образовании, ну и в платье тоже. Когда на тебя смотрят строго,
что ж тут делать? Конфузиться да обдергиваться.
Бальзаминова. Разумеется. А вот ты коли ждешь кого,
так оделся бы пошел;
что в халате-то сидишь!
Красавина. Нешто я, матушка, не понимаю? У меня совесть-то чище золота, одно слово — хрусталь, да
что ж ты прикажешь делать, коли
такие оказии выходят? Ты рассуди, какая мне радость,
что всякое дело все врозь да врозь. Первое дело — хлопоты даром пропадают, а второе дело — всему нашему званию мараль. А просто сказать: «Знать, не судьба!» Вот и все тут. Ну да уж я вам за всю свою провинность теперь заслужу.
Красавина. А не веришь,
так я тебе вот
что скажу: хороший-то который жених, ловкий, и без свахи невесту найдет, а хоть и со свахой,
так с него много не возьмешь; ну а твой-то плох: ему без меня этого дела не состряпать; значит, я с него возьму
что мне захочется. Знаешь русскую пословицу: «У всякого плута свой расчет»? Без расчету тоже в нынешнем свете жить нельзя.
Бальзаминова. Ты не взыщи, Гавриловна,
что я тебя
так приняла. Мне обидно,
что моим сыном как дураком помыкают.
Красавина.
Так точно. И как, матушка моя, овдовела,
так никуда не выезжает, все и сидит дома. Ну, а дома
что ж делать? известно — покушает да почивать ляжет. Богатая женщина,
что ж ей делать-то больше!
Красавина. «Я, говорит, замуж не прочь; только где его найдешь, дома-то сидя?» — «А я-то, говорю, на
что?» — «Ну, говорит, хлопочи!»
Так вот какие дела и какие оказии бывают.
Красавина. Сверх границ. Одних только денег и билетов мы две считали-считали, счесть не могли,
так и бросили. Да я
так думаю,
что не то
что нам, бабам, а и мужчинам, если двух хороших взять, и то не счесть!
Красавина. Ну где ему! Тысяч до десяти сочтет, а больше не сумеет. А то вот еще какие оказии бывают, ты знаешь ли? Что-то строили, уж я не припомню,
так артитехторы считали, считали, цифирю не хватило.
Красавина. Верно тебе говорю.
Так что же придумали: до которых пор сочтут, это запишут, да опять цифирь-то сначала и оборотят. Вот как!
Так что ж тут мудреного,
что мы денег не сочли? Ну деньги деньгами — это само по себе, а еще дом.
Красавина. А вот какой: заведи тебя в середку, да оставь одну,
так ты и заблудишься, все равно
что в лесу, и выходу не найдешь, хоть караул кричи. Я один раз кричала. Мало тебе этого,
так у нас еще лавки есть.
Красавина. Не тронь его, пущай!
Что это ты
такой гордый стал? Аль нашел на дороге сумму какую значительную?
Ах, маменька, какая это обида,
что все на свете
так нехорошо заведено!
Красавина. Суд?
Что ты, в уме ли? А судиться
так судиться! Ты думаешь, я испугалась! Давай судиться! Подавай на меня просьбу! Я ответ найду. В какой суд на меня жаловаться пойдешь?
Красавина.
Что же станешь на суде говорить? Какие во мне пороки станешь доказывать? Ты и слов-то не найдешь; а и найдешь,
так складу не подберешь! А я и то скажу, и другое скажу; да слова-то наперед подберу одно к другому. Вот нас с тобой сейчас и решат: мне превелегию на листе напишут…
Бальзаминов.
Так что ж это вы меня со свету сжить,
что ли, хотите? Сил моих не хватит! Батюшки! Ну вас к черту! (Быстро берет фуражку.) От вас за сто верст убежишь. (Бросается в дверь и сталкивается с Чебаковым.)
Чебаков. Послушайте, Бальзаминов,
что с вами
такое?
Чебаков.
Так вот
что, Бальзаминов: нельзя иначе, надо непременно башмачником. А то как же вы к ним в дом войдете? А вы наденьте сертук похуже, да фуражку, вот хоть эту, которая у вас в руках, волосы растреплите, запачкайте лицо чем-нибудь и ступайте. Позвоните у ворот, вам отопрут, вы и скажите,
что, мол, башмачник, барышням мерку снимать. Там уж знают, вас сейчас и проведут к барышням.
Чебаков.
Так ведь надо же вам объясниться. И кстати письмо отдадите. Моей отдайте вот это письмо (отдает письмо), а своей откройтесь в любви, скажите,
что хотите ее увезти, станьте на колени. Да вы, послушайте, не перемешайте: моя старшая, а ваша младшая; моя Анфиса, а ваша Раиса.
Бальзаминов. Моя будет согласна-с, потому
что она на меня
так смотрит, когда мы мимо проходим,
что даже уму непостижимо-с.
Красавина. Лень тебе, красавица моя, а то как бы не придумать. Я бы на твоем месте, да с твоими деньгами,
такое веселье завела,
таких чудес бы натворила,
что ни об
чем бы, кроме меня, и не разговаривали.
Анфиса. А
что ж
такое! Жалко,
что ль, мне кого здесь? Взяла да и ушла. Конечно, пока мы здесь живем,
так братья над нами власть имеют; а как из ворот,
так и кончено. И деньги свои потребую, какие мне следовают.
Раиса. Белобрысый-то? Ну,
что за крайность! Кабы ничего лучше в предмете не было,
так уж
так бы и быть — от скуки.
Анфиса. Еще бы после этого да я не поехала! Это даже было бы неучтиво с моей стороны. (Читает.) «Впрочем, может быть, вам ваша жизнь нравится и вся ваша любовь заключается в том, чтобы писать письма и заставлять обожателей во всякую погоду ходить по пятнадцати раз мимо ваших окон? В
таком случае извините,
что я предложил вам бежать со мной…»
Анфиса. Я ему докажу,
что я совсем не
таких понятий об жизни. (Читает.) «Конечно, очень похвально слушаться братцев, бабушек и тетушек…»
Бальзаминов. Я
так чувствую себя,
что я самый несчастный человек в жизни.
Раиса. Значит, надобно
так полагать,
что вы влюблены?
Бальзаминов. В
таком случае-с позвольте вам выразить,
что эта женщина — вы самые-с и есть-с.
Красавина. А за то,
что не лазий по заборам! Разве показано по заборам: ворам дорогу указывать? Ты у меня как хозяйку-то испугал, а? Как?
Так что теперь неизвестно, жива ли она там в беседке-то! Вот
что, друг ты мой!
Бальзаминов.
Что же это
такое? Боже мой! Несчастный я человек!
Красавина. А за
что за другое,
так тебе же хуже будет. Она честным манером вдовеет пятый год, теперь замуж идти хочет, и вдруг через тебя
такая мараль пойдет. Она по всем правам на тебя прошение за свое бесчестье подаст.
Что тебе за это будет? Знаешь ли ты? А уж ты лучше, для облегчения себя, скажи,
что воровать пришел. Я тебе по дружбе советую.
Красавина. Теперь «сделай милостью», а давеча
так из дому гнать! Ты теперь весь в моей власти, понимаешь ты это?
Что хочу, то с тобой и сделаю. Захочу — прощу, захочу — под уголовную подведу. Засудят тебя и зашлют, куда Макар телят не гонял.
Бальзаминов.
Что же это
такое? Я умру. В один день столько перемен со мной! Это с ума сойдешь! Я тебя золотом осыплю.
Красавина. Стоит об этом толковать.
Что ж ему делать-то!
Так же бегает. А уж теперь пущай тут с утра до ночи.
Ведь простой человек спит крепко, а если
что и видит,
так ему все равно, у него на это понятия нет.
Бальзаминова. Конечно, не всякий сон к чему-нибудь; бывают сны и пустые,
так, к погоде. А вот ты заметь, коли
чему быть,
так непременно прежде сон увидишь.
Бальзаминова. Ну вот видишь ли! Значит,
что ж мудреного,
что Миша женится на богатой? Вот в этаком-то случае сон-то и много значит, когда ждешь-то чего-нибудь.
Такой уж я, Матрена, сон видела,
такой странный,
что и не знаю,
чему приписать! Вижу: будто я на гулянье,
что ли, только народу, народу видимо-невидимо.
Я обернулась назад, вижу,
что Китай на нашей стороне, точно
такой же, да еще не один.
Бальзаминов. Еще как благополучно-то!
Так, маменька,
что я думаю,
что не переживу от радости. Теперь, маменька, и дрожки беговые, и лошадь серая, и все… Ух, устал!
Бальзаминова.
Что это ты, Миша, право! Обрадуешься,
так уж себя не помнишь! Говоришь
такие слова,
что ни на
что не похоже.
Бальзаминов (быстро встает).
Что же это
такое! Боже мой! Представьте, маменька…
Бальзаминов. Вот вы меня, маменька, всегда останавливаете! Никогда не дадите помечтать.
Что ж
такое! я этим никому вреда не делаю. Коли нельзя жениться на обеих, я бы хоть помечтал по крайней мере, а вы меня расстроили.