Неточные совпадения
Так как я знаю,
что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому
что ты человек умный и не любишь пропускать того,
что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито…
Аммос Федорович. Да, обстоятельство
такое… необыкновенно, просто необыкновенно. Что-нибудь недаром.
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо,
что у вас больные
такой крепкий табак курят,
что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры:
чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и
так умрет; если выздоровеет, то и
так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова не знает.
Городничий. Да я
так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того,
что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже
так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Лука Лукич.
Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил
такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Он ученая голова — это видно, и сведений нахватал тьму, но только объясняет с
таким жаром,
что не помнит себя.
Городничий. Да, таков уже неизъяснимый закон судеб: умный человек — или пьяница, или рожу
такую состроит,
что хоть святых выноси.
Почтмейстер. Знаю, знаю… Этому не учите, это я делаю не то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнать,
что есть нового на свете. Я вам скажу,
что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь —
так описываются разные пассажи… а назидательность какая… лучше,
чем в «Московских ведомостях»!
Городничий. Батюшки, не милы мне теперь ваши зайцы: у меня инкогнито проклятое сидит в голове.
Так и ждешь,
что вот отворится дверь и — шасть…
Бобчинский. Он, он, ей-богу он…
Такой наблюдательный: все обсмотрел. Увидел,
что мы с Петром-то Ивановичем ели семгу, — больше потому,
что Петр Иванович насчет своего желудка… да,
так он и в тарелки к нам заглянул. Меня
так и проняло страхом.
Артемий Филиппович. Какое колпаки! Больным велено габерсуп давать, а у меня по всем коридорам несет
такая капуста,
что береги только нос.
Аммос Федорович. А я на этот счет покоен. В самом деле, кто зайдет в уездный суд? А если и заглянет в какую-нибудь бумагу,
так он жизни не будет рад. Я вот уж пятнадцать лет сижу на судейском стуле, а как загляну в докладную записку — а! только рукой махну. Сам Соломон не разрешит,
что в ней правда и
что неправда.
Послушайте ж, вы сделайте вот
что: квартальный Пуговицын… он высокого роста,
так пусть стоит для благоустройства на мосту.
Разговаривает все на тонкой деликатности,
что разве только дворянству уступит; пойдешь на Щукин — купцы тебе кричат: «Почтенный!»; на перевозе в лодке с чиновником сядешь; компании захотел — ступай в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит,
что всякая звезда значит на небе,
так вот как на ладони все видишь.
Наскучило идти — берешь извозчика и сидишь себе как барин, а не хочешь заплатить ему — изволь: у каждого дома есть сквозные ворота, и ты
так шмыгнешь,
что тебя никакой дьявол не сыщет.
Иной раз все до последней рубашки спустит,
так что на нем всего останется сертучишка да шинелишка…
Он не посмотрел бы на то,
что ты чиновник, а, поднявши рубашонку,
таких бы засыпал тебе,
что дня б четыре ты почесывался.
Осип. Да
так; все равно, хоть и пойду, ничего из этого не будет. Хозяин сказал,
что больше не даст обедать.
Слуга. Да
что ж ему
такое говорить?
Хлестаков. Ты растолкуй ему сурьезно,
что мне нужно есть. Деньги сами собою… Он думает,
что, как ему, мужику, ничего, если не поесть день,
так и другим тоже. Вот новости!
Хлестаков. Ну, хозяин, хозяин… Я плевать на твоего хозяина!
Что там
такое?
Хлестаков. Вот вздор какой! я этого не принимаю. Ты скажи ему:
что это, в самом деле,
такое!.. Этого мало.
Слуга. Да уж известно,
что не
такие.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не
такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал
такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)
Что это за жаркое? Это не жаркое.
Он больше виноват: говядину мне подает
такую твердую, как бревно; а суп — он черт знает
чего плеснул туда, я должен был выбросить его за окно. Он меня морил голодом по целым дням… Чай
такой странный: воняет рыбой, а не чаем. За
что ж я… Вот новость!
Городничий (робея).Извините, я, право, не виноват. На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы, люди трезвые и поведения хорошего. Я уж не знаю, откуда он берет
такую. А если
что не
так, то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною на другую квартиру.
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья.
Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это
такой народ,
что на жизнь мою готовы покуситься.
)Мы, прохаживаясь по делам должности, вот с Петром Ивановичем Добчинским, здешним помещиком, зашли нарочно в гостиницу, чтобы осведомиться, хорошо ли содержатся проезжающие, потому
что я не
так, как иной городничий, которому ни до
чего дела нет; но я, я, кроме должности, еще по христианскому человеколюбию хочу, чтоб всякому смертному оказывался хороший прием, — и вот, как будто в награду, случай доставил
такое приятное знакомство.
Хлестаков. Да
что ж
такое?
Хлестаков. А
что там
такое?
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать,
что он
такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из
чего же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну
что, где они? А? Да говорите же оттуда — все равно.
Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)
Такой глупый: до тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!
Добчинский. Ей-богу, кумушка,
так бежал засвидетельствовать почтение,
что не могу духу перевесть. Мое почтение, Марья Антоновна!
Добчинский. Молодой, молодой человек; лет двадцати трех; а говорит совсем
так, как старик: «Извольте, говорит, я поеду и туда, и туда…» (размахивает руками),
так это все славно. «Я, говорит, и написать и почитать люблю, но мешает,
что в комнате, говорит, немножко темно».
Хлестаков. Завтрак был очень хорош; я совсем объелся.
Что, у вас каждый день бывает
такой?
Иной городничий, конечно, радел бы о своих выгодах; но, верите ли,
что, даже когда ложишься спать, все думаешь: «Господи боже ты мой, как бы
так устроить, чтобы начальство увидело мою ревность и было довольно?..» Наградит ли оно или нет — конечно, в его воле; по крайней мере, я буду спокоен в сердце.
Бобчинский (Добчинскому).Справедливо, все справедливо, Петр Иванович! Замечания
такие… видно,
что наукам учился.
Смотреть никогда не мог на них равнодушно; и если случится увидеть этак какого-нибудь бубнового короля или что-нибудь другое, то
такое омерзение нападет,
что просто плюнешь.
Хлестаков. Возле вас стоять уже есть счастие; впрочем, если вы
так уже непременно хотите, я сяду. Как я счастлив,
что наконец сижу возле вас.
Городничий. Чин
такой,
что еще можно постоять.
Хлестаков. С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну
что, брат Пушкин?» — «Да
так, брат, — отвечает, бывало, —
так как-то всё…» Большой оригинал.
И уж
так уморишься играя,
что просто ни на
что не похоже.
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом деле? Я
такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Бобчинский (Добчинскому). Вот это, Петр Иванович, человек-то! Вот оно,
что значит человек! В жисть не был в присутствии
такой важной персоны, чуть не умер со страху. Как вы думаете, Петр Иванович, кто он
такой в рассуждении чина?
Бобчинский. А я
так думаю,
что генерал-то ему и в подметки не станет! а когда генерал, то уж разве сам генералиссимус. Слышали: государственный-то совет как прижал? Пойдем расскажем поскорее Аммосу Федоровичу и Коробкину. Прощайте, Анна Андреевна!
Городничий. И не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит…
Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
А ведь долго крепился давича в трактире, заламливал
такие аллегории и екивоки,
что, кажись, век бы не добился толку.
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело идет о жизни человека… (К Осипу.)Ну
что, друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато.
Так вот тебе пара целковиков на чай.