Неточные совпадения
Бальзаминов. Меня раза три травили. Во-первых, перепугают до смерти, да еще бежишь с версту, духу потом не переведешь. Да и страм!
какой страм-то, маменька! Ты тут ухаживаешь, стараешься понравиться — и вдруг видят тебя из окна, что ты летишь во все лопатки. Что за вид, со стороны-то посмотреть! Невежество в высшей степени… что уж тут! А
вот теперь,
как мы с Лукьян Лукьянычем вместе ходим, так меня никто не смеет тронуть. А знаете, маменька, что я задумал?
Бальзаминов. Ах, боже мой! Я и забыл про это, совсем из головы вон!
Вот видите, маменька,
какой я несчастный человек! Уж от военной службы для меня видимая польза, а поступить нельзя. Другому можно, а мне нельзя. Я вам, маменька, говорил, что я самый несчастный человек в мире:
вот так оно и есть. В
каком я месяце, маменька, родился?
Бальзаминов. Ну
вот всю жизнь и маяться. Потому, маменька, вы рассудите сами, в нашем деле без счастья ничего не сделаешь. Ничего не нужно, только будь счастье.
Вот уж правду-то русская пословица говорит: «Не родись умен, не родись пригож, а родись счастлив». А все-таки я, маменька, не унываю. Этот сон… хоть я его и не весь видел, — черт возьми эту Матрену! — а все-таки я от него могу ожидать много пользы для себя. Этот сон, если рассудить, маменька, много значит, ох
как много!
Красавина. Нешто я, матушка, не понимаю? У меня совесть-то чище золота, одно слово — хрусталь, да что ж ты прикажешь делать, коли такие оказии выходят? Ты рассуди,
какая мне радость, что всякое дело все врозь да врозь. Первое дело — хлопоты даром пропадают, а второе дело — всему нашему званию мараль. А просто сказать: «Знать, не судьба!»
Вот и все тут. Ну да уж я вам за всю свою провинность теперь заслужу.
Красавина. Не такая душа у меня. Ежели я против кого виновата, так уж я пополам разорвусь, а за свою вину вдвое заслужу.
Вот у меня
какая душа! Хоша оно в нынешнем свете с такой добродетелью жить трудно, милая…
Красавина. Ну его! И без него жарко. Что такое чай? Вода! А вода, ведь она вред делает, мельницы ломает. Уж ты меня лучше ужо
как следует попотчуй, я к тебе вечерком зайду. А теперь
вот что я тебе скажу. Такая у меня на примете есть краля, что, признаться сказать, согрешила — подумала про твоего сына, что, мол, не жирно ли ему это будет?
Красавина. Ну, об этом речь впереди.
Вот, видишь ты, дело
какого роду: она вдова и с большим капиталом, от этого самого и скучает.
Красавина.
Как не любить! Только чтобы не торопясь, с прохладой. Ну, таким-то родом, сударыня ты моя, от этакой-то жизни стала она толстеть и тоску чувствовать. И даже так, я тебе скажу, тяжесть такая на нее напала, вроде
как болезнь. Ну сейчас с докторами советоваться. Я была при одном докторе.
Вот доктор ей и говорит: «Вам, говорит, лекарства никакого не нужно; только чтоб, говорит, развлечение и беспременно чтоб замуж шли».
Красавина. «Я, говорит, замуж не прочь; только где его найдешь, дома-то сидя?» — «А я-то, говорю, на что?» — «Ну, говорит, хлопочи!» Так
вот какие дела и
какие оказии бывают.
Красавина. Ну где ему! Тысяч до десяти сочтет, а больше не сумеет. А то
вот еще
какие оказии бывают, ты знаешь ли? Что-то строили, уж я не припомню, так артитехторы считали, считали, цифирю не хватило.
Красавина. А
вот какой: заведи тебя в середку, да оставь одну, так ты и заблудишься, все равно что в лесу, и выходу не найдешь, хоть караул кричи. Я один раз кричала. Мало тебе этого, так у нас еще лавки есть.
Бальзаминова. Нет, ты этого, Гавриловна, не делай. Это тебе грех будет! Ты, Миша, еще не знаешь,
какие она нам благодеяния оказывает.
Вот ты поговори с ней, а я пойду: признаться сказать, после бани-то отдохнуть хочется. Я полчасика, не больше.
Бальзаминов.
Вот ты сердиться-то умеешь, а каково мне было тогда,
как меня из дому выгнали?
Вот так асаже!
Красавина. А ты еще все не забыл? Видишь,
какой ты злопамятный! Ну
вот за этот-то самый афронт я и хочу тебе заслужить.
Красавина. Что же станешь на суде говорить?
Какие во мне пороки станешь доказывать? Ты и слов-то не найдешь; а и найдешь, так складу не подберешь! А я и то скажу, и другое скажу; да слова-то наперед подберу одно к другому.
Вот нас с тобой сейчас и решат: мне превелегию на листе напишут…
Чебаков. Так
вот что, Бальзаминов: нельзя иначе, надо непременно башмачником. А то
как же вы к ним в дом войдете? А вы наденьте сертук похуже, да фуражку,
вот хоть эту, которая у вас в руках, волосы растреплите, запачкайте лицо чем-нибудь и ступайте. Позвоните у ворот, вам отопрут, вы и скажите, что, мол, башмачник, барышням мерку снимать. Там уж знают, вас сейчас и проведут к барышням.
Анфиса. Ну, что старое вспоминать!
Вот я теперь и жду от Лукьяна Лукьяныча письма об этом об самом. Только
как он его передаст?
Раиса.
Вот я посмотрю,
как ты убежишь, да и я, может, то же сделаю. Не умирать же тут с тоски в самом деле!
Красавина. А за то, что не лазий по заборам! Разве показано по заборам: ворам дорогу указывать? Ты у меня
как хозяйку-то испугал, а?
Как? Так что теперь неизвестно, жива ли она там в беседке-то!
Вот что, друг ты мой!
А мы
вот с тобой потолкуем. Ну,
как тебе?
Красавина (смеется). Ах ты, красавица моя писаная! Ишь ты, развеселилась!
Вот я тебя чем утешила. Еще ты погоди,
какое у нас веселье будет!
Вот разве
как вдвоем с Матреной не разберем ли.
Бальзаминова.
Как ты глупо рассуждаешь! Разве не бывает, что на дороге находят значительные суммы? Ну
вот Миша жениться может на богатой:
вот богат и будет.
Матрена. Да это и наяву все так же: то пропадет, то явится.
Вот давеча пропал, а теперь, гляди, явится. Хоть бы его в суде за дело за
какое присадили: поменьше бы слонялся, слоны-то продавал.
Оттого, что я не привык думать,
как богатые люди думают; все думал так,
как бедные думают;
вот оно теперь богатство-то в голове и не помещается.
Бальзаминов. Извольте, маменька! Другой бы сын, получивши такое богатство-то, с матерью и говорить не захотел; а я, маменька, с вами об чем угодно, я гордости не имею против вас. Нужды нет, что я богат, а я к вам с почтением. И пусть все это знают. С другими я разговаривать не стану, а с вами завсегда.
Вот я
какой! (Садится.)
Бальзаминов. Отличная, маменька, погода. Я говорю: «Поди, душенька, одеваться, и я сейчас оденусь». — «Человек!» Приходит человек. «Одеваться, говорю, давай, и приготовь голубой плащ на бархатной подкладке!»
Вот не нравится мне, маменька, у него улыбка-то
какая противная.
Как точно он смеется надо мной.
Бальзаминов. Нет, маменька,
как можно решиться! Да
вот Лукьян Лукьяныч говорит, что надо идти.
Бальзаминов.
Вот видите, маменька! А решиться я не решился-с. Потому, извольте рассудить, маменька, дело-то
какое выходит: ежели я решусь жениться на одной-с, ведь я другую должен упустить. На которой ни решись — все другую должен упустить. А ведь это
какая жалость-то! Отказаться от невесты с таким состоянием! Да еще самому отказаться-то.
Бальзаминова.
Вот какая у нас сторона! Уж самого необходимого, и то не скоро найдешь! На картах кто не гадает ли, не слыхала ль ты?
Бальзаминова. Загадаю сама,
как умею. (Достает карты и гадает.)
Вот что, Матрена: теперь, гляди, сваха зайдет, так поставь-ка закусочки какой-нибудь в шкап.
Бальзаминов. Я и влюбился в младшую. «Я, говорит, вам помогать буду, потом мы их вместе увезем». Я на него понадеялся, а
вот что вышло!
Вот, маменька,
какое мое счастье-то!
Красавина.
Как с чем! А
вот стрелец-то твой подстрелил лебедь белую.
Бальзаминов. Ну, так
вот ты знай же,
какой я человек! Маменька, смотрите,
какой я человек! Я тебе еще пятьдесят рублей прибавлю.