Неточные совпадения
Бальзаминов. Меня раза три травили. Во-первых, перепугают до смерти, да еще бежишь с версту, духу потом не переведешь. Да и страм!
какой страм-то, маменька! Ты тут ухаживаешь, стараешься понравиться — и вдруг видят тебя из окна, что ты летишь во все лопатки. Что за вид, со стороны-то посмотреть! Невежество в высшей степени… что уж тут! А
вот теперь,
как мы с Лукьян Лукьянычем вместе ходим, так меня никто не смеет тронуть. А знаете, маменька, что я задумал?
Бальзаминов. Ах, боже мой! Я и забыл про это, совсем из головы вон!
Вот видите, маменька,
какой я несчастный человек! Уж от военной службы для меня видимая польза, а поступить нельзя. Другому можно, а мне нельзя. Я вам, маменька, говорил, что я самый несчастный человек в мире:
вот так оно и есть. В
каком я месяце, маменька, родился?
Бальзаминов. Ну
вот всю жизнь и маяться. Потому, маменька, вы рассудите сами, в нашем деле без счастья ничего не сделаешь. Ничего не нужно, только будь счастье.
Вот уж правду-то русская пословица говорит: «Не родись умен, не родись пригож, а родись счастлив». А все-таки я, маменька, не унываю. Этот сон… хоть я его и не весь видел, — черт возьми эту Матрену! — а все-таки я от него могу ожидать много пользы для себя. Этот сон, если рассудить, маменька, много значит, ох
как много!
Красавина. Нешто я, матушка, не понимаю? У меня совесть-то чище золота, одно слово — хрусталь, да что ж ты прикажешь делать, коли такие оказии выходят? Ты рассуди,
какая мне радость, что всякое дело все врозь да врозь. Первое дело — хлопоты даром пропадают, а второе дело — всему нашему званию мараль. А просто сказать: «Знать, не судьба!»
Вот и все тут. Ну да уж я вам за всю свою провинность теперь заслужу.
Красавина. Не такая душа у меня. Ежели я против кого виновата, так уж я пополам разорвусь, а за свою вину вдвое заслужу.
Вот у меня
какая душа! Хоша оно в нынешнем свете с такой добродетелью жить трудно, милая…
Красавина. Ну его! И без него жарко. Что такое чай? Вода! А вода, ведь она вред делает, мельницы ломает. Уж ты меня лучше ужо
как следует попотчуй, я к тебе вечерком зайду. А теперь
вот что я тебе скажу. Такая у меня на примете есть краля, что, признаться сказать, согрешила — подумала про твоего сына, что, мол, не жирно ли ему это будет?
Красавина. Ну, об этом речь впереди.
Вот, видишь ты, дело
какого роду: она вдова и с большим капиталом, от этого самого и скучает.
Красавина.
Как не любить! Только чтобы не торопясь, с прохладой. Ну, таким-то родом, сударыня ты моя, от этакой-то жизни стала она толстеть и тоску чувствовать. И даже так, я тебе скажу, тяжесть такая на нее напала, вроде
как болезнь. Ну сейчас с докторами советоваться. Я была при одном докторе.
Вот доктор ей и говорит: «Вам, говорит, лекарства никакого не нужно; только чтоб, говорит, развлечение и беспременно чтоб замуж шли».
Красавина. Ну где ему! Тысяч до десяти сочтет, а больше не сумеет. А то
вот еще
какие оказии бывают, ты знаешь ли? Что-то строили, уж я не припомню, так артитехторы считали, считали, цифирю не хватило.
Бальзаминова. Нет, ты этого, Гавриловна, не делай. Это тебе грех будет! Ты, Миша, еще не знаешь,
какие она нам благодеяния оказывает.
Вот ты поговори с ней, а я пойду: признаться сказать, после бани-то отдохнуть хочется. Я полчасика, не больше.
Бальзаминов.
Вот ты сердиться-то умеешь, а каково мне было тогда,
как меня из дому выгнали?
Вот так асаже!
Красавина. А ты еще все не забыл? Видишь,
какой ты злопамятный! Ну
вот за этот-то самый афронт я и хочу тебе заслужить.
Красавина. Что же станешь на суде говорить?
Какие во мне пороки станешь доказывать? Ты и слов-то не найдешь; а и найдешь, так складу не подберешь! А я и то скажу, и другое скажу; да слова-то наперед подберу одно к другому.
Вот нас с тобой сейчас и решат: мне превелегию на листе напишут…
Чебаков. Так
вот что, Бальзаминов: нельзя иначе, надо непременно башмачником. А то
как же вы к ним в дом войдете? А вы наденьте сертук похуже, да фуражку,
вот хоть эту, которая у вас в руках, волосы растреплите, запачкайте лицо чем-нибудь и ступайте. Позвоните у ворот, вам отопрут, вы и скажите, что, мол, башмачник, барышням мерку снимать. Там уж знают, вас сейчас и проведут к барышням.
Анфиса. Ну, что старое вспоминать!
Вот я теперь и жду от Лукьяна Лукьяныча письма об этом об самом. Только
как он его передаст?
Раиса.
Вот я посмотрю,
как ты убежишь, да и я, может, то же сделаю. Не умирать же тут с тоски в самом деле!
Красавина. А за то, что не лазий по заборам! Разве показано по заборам: ворам дорогу указывать? Ты у меня
как хозяйку-то испугал, а?
Как? Так что теперь неизвестно, жива ли она там в беседке-то!
Вот что, друг ты мой!
А мы
вот с тобой потолкуем. Ну,
как тебе?
Красавина (смеется). Ах ты, красавица моя писаная! Ишь ты, развеселилась!
Вот я тебя чем утешила. Еще ты погоди,
какое у нас веселье будет!
Вот разве
как вдвоем с Матреной не разберем ли.
Бальзаминова.
Как ты глупо рассуждаешь! Разве не бывает, что на дороге находят значительные суммы? Ну
вот Миша жениться может на богатой:
вот богат и будет.
Матрена. Да это и наяву все так же: то пропадет, то явится.
Вот давеча пропал, а теперь, гляди, явится. Хоть бы его в суде за дело за
какое присадили: поменьше бы слонялся, слоны-то продавал.
Оттого, что я не привык думать,
как богатые люди думают; все думал так,
как бедные думают;
вот оно теперь богатство-то в голове и не помещается.
Бальзаминов. Извольте, маменька! Другой бы сын, получивши такое богатство-то, с матерью и говорить не захотел; а я, маменька, с вами об чем угодно, я гордости не имею против вас. Нужды нет, что я богат, а я к вам с почтением. И пусть все это знают. С другими я разговаривать не стану, а с вами завсегда.
Вот я
какой! (Садится.)
Бальзаминов. Отличная, маменька, погода. Я говорю: «Поди, душенька, одеваться, и я сейчас оденусь». — «Человек!» Приходит человек. «Одеваться, говорю, давай, и приготовь голубой плащ на бархатной подкладке!»
Вот не нравится мне, маменька, у него улыбка-то
какая противная.
Как точно он смеется надо мной.
Бальзаминов. Нет, маменька,
как можно решиться! Да
вот Лукьян Лукьяныч говорит, что надо идти.
Бальзаминов.
Вот видите, маменька! А решиться я не решился-с. Потому, извольте рассудить, маменька, дело-то
какое выходит: ежели я решусь жениться на одной-с, ведь я другую должен упустить. На которой ни решись — все другую должен упустить. А ведь это
какая жалость-то! Отказаться от невесты с таким состоянием! Да еще самому отказаться-то.
Бальзаминова. Загадаю сама,
как умею. (Достает карты и гадает.)
Вот что, Матрена: теперь, гляди, сваха зайдет, так поставь-ка закусочки какой-нибудь в шкап.
Бальзаминов. Я и влюбился в младшую. «Я, говорит, вам помогать буду, потом мы их вместе увезем». Я на него понадеялся, а
вот что вышло!
Вот, маменька,
какое мое счастье-то!
Красавина.
Как с чем! А
вот стрелец-то твой подстрелил лебедь белую.
Бальзаминов. Ну, так
вот ты знай же,
какой я человек! Маменька, смотрите,
какой я человек! Я тебе еще пятьдесят рублей прибавлю.