Дико́й. Понимаю я это; да что ж ты мне прикажешь с собой делать, когда у меня сердце такое! Ведь уж знаю,
что надо отдать, а все добром не могу. Друг ты мне, и я тебе должен отдать, а приди ты у меня просить — обругаю. Я отдам, отдам, а обругаю. Потому только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную вот разжигает, да и только; ну, и в те поры ни за что обругаю человека.
Неточные совпадения
Кулигин.
Что ж делать-то, сударь!
Надо стараться угождать как-нибудь.
Катерина. Нет, нет, не
надо!
Что ты!
Что ты! Сохрани Господи!
В одной земле сидит на троне салтан Махнут турецкий, а в другой — салтан Махнут персидский; и суд творят они, милая девушка,
надо всеми людьми, и
что ни судят они, все неправильно.
Варвара. Нет, не любишь. Коли жалко, так не любишь. Да и не за
что,
надо правду сказать. И напрасно ты от меня скрываешься! Давно уж я заметила,
что ты любишь одного человека.
Кабанов. Все к сердцу-то принимать, так в чахотку скоро попадешь.
Что ее слушать-то! Ей ведь что-нибудь
надо ж говорить! Ну, и пущай она говорит, а ты мимо ушей пропущай. Ну, прощай, Катя!
Кабанов. Да не разлюбил; а с этакой-то неволи от какой хочешь красавицы жены убежишь! Ты подумай то: какой ни на есть, а я все-таки мужчина, всю-то жизнь вот этак жить, как ты видишь, так убежишь и от жены. Да как знаю я теперича,
что недели две никакой грозы
надо мной не будет, кандалов этих на ногах нет, так до жены ли мне?
Катерина (с испугом, отталкивая ключ). На
что! На
что! Не
надо, не
надо!
Дико́й.
Что ж ты, украдешь,
что ли, у кого? Держите его! Этакой фальшивый мужичонка! С этим народом какому
надо быть человеку? Я уж не знаю. (Обращаясь к народу.) Да вы, проклятые, хоть кого в грех введете! Вот не хотел нынче сердиться, а он, как нарочно, рассердил-таки. Чтоб ему провалиться! (Сердито.) Перестал,
что ль, дождик-то?
Катерина (Варваре).
Чего ему еще
надо от меня?.. Иль ему мало этого,
что я так мучаюсь. (Приклоняясь к Варваре, рыдает.)
Кабанов (растерявшись, в слезах, дергает ее за рукав). Не
надо, не
надо, не говори!
Что ты! Матушка здесь!
Кабанов. Нет, постой! Уж на
что еще хуже этого. Убить ее за это мало. Вот маменька говорит: ее
надо живую в землю закопать, чтоб она казнилась! А я ее люблю, мне ее жаль пальцем тронуть. Побил немножко, да и то маменька приказала. Жаль мне смотреть-то на нее, пойми ты это, Кулигин. Маменька ее поедом ест, а она, как тень какая, ходит, безответная. Только плачет да тает, как воск. Вот я и убиваюсь, глядя на нее.
Кабанов. Кто ее знает. Говорят, с Кудряшом с Ванькой убежала, и того также нигде не найдут. Уж это, Кулигин,
надо прямо сказать,
что от маменьки; потому стала ее тиранить и на замок запирать. «Не запирайте, говорит, хуже будет!» Вот так и вышло.
Что ж мне теперь делать, скажи ты мне! Научи ты меня, как мне жить теперь! Дом мне опостылел, людей совестно, за дело возьмусь, руки отваливаются. Вот теперь домой иду; на радость,
что ль, иду?
Кабанов. Кулигин,
надо, брат, бежать, искать ее. Я, братец, знаешь,
чего боюсь? Как бы она с тоски-то на себя руки не наложила! Уж так тоскует, так тоскует,
что ах! На нее-то глядя, сердце рвется.
Чего ж вы смотрели-то? Давно ль она ушла-то?
Катерина. На беду я увидала тебя. Радости видела мало, а горя-то, горя-то
что! Да еще впереди-то сколько! Ну, да
что думать о том,
что будет! Вот я теперь тебя видела, этого они у меня не отымут; а больше мне ничего не
надо. Только ведь мне и нужно было увидать тебя. Вот мне теперь гораздо легче сделалось; точно гора с плеч свалилась. А я все думала,
что ты на меня сердишься, проклинаешь меня…
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал,
что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.
«Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошел я до того,
что надо любить ближнего и не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно».
— Очень революция, знаете, приучила к необыкновенному. Она, конечно, испугала, но учила, чтоб каждый день приходил с необыкновенным. А теперь вот свелось к тому, что Столыпин все вешает, вешает людей и все быстро отупели. Старичок Толстой объявил: «Не могу молчать», вышло так, что и он хотел бы молчать-то, да уж такое у него положение,
что надо говорить, кричать…
Неточные совпадения
Легко вдруг стало: чудилось, //
Что кто-то наклоняется // И шепчет
надо мной: // «Усни, многокручинная!
Замолкла Тимофеевна. // Конечно, наши странники // Не пропустили случая // За здравье губернаторши // По чарке осушить. // И видя,
что хозяюшка // Ко стогу приклонилася, // К ней подошли гуськом: // «
Что ж дальше?» // — Сами знаете: // Ославили счастливицей, // Прозвали губернаторшей // Матрену с той поры… //
Что дальше? Домом правлю я, // Ращу детей… На радость ли? // Вам тоже
надо знать. // Пять сыновей! Крестьянские // Порядки нескончаемы, — // Уж взяли одного!
А если и действительно // Свой долг мы ложно поняли // И наше назначение // Не в том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью // И жить чужим трудом, // Так
надо было ранее // Сказать…
Чему учился я? //
Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную // И думал век так жить… // И вдруг… Владыко праведный!..»
Сперва понять вам
надо бы, //
Что значит слово самое: // Помещик, дворянин.
У каждого крестьянина // Душа
что туча черная — // Гневна, грозна, — и
надо бы // Громам греметь оттудова, // Кровавым лить дождям, // А все вином кончается. // Пошла по жилам чарочка — // И рассмеялась добрая // Крестьянская душа! // Не горевать тут надобно, // Гляди кругом — возрадуйся! // Ай парни, ай молодушки, // Умеют погулять! // Повымахали косточки, // Повымотали душеньку, // А удаль молодецкую // Про случай сберегли!..