Неточные совпадения
Кудряш. Батюшки! Что смеху-то было! Как-то его на Волге, на перевозе, гусар обругал.
Вот чудеса-то творил!
Кулигин.
Как можно, сударь! Съедят, живого проглотят. Мне уж и так, сударь, за мою болтовню достается; да не могу, люблю разговор рассыпать!
Вот еще про семейную жизнь хотел я вам, сударь, рассказать; да когда-нибудь в другое время. А тоже есть, что послушать.
Кабанов.
Вот видишь ты,
вот всегда мне за тебя достается от маменьки!
Вот жизнь-то моя
какая!
Катерина. Я говорю: отчего люди не летают так,
как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь.
Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь? (Хочет бежать.)
Катерина.
Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет,
как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно, а
как я подумаю, что
вот вдруг я явлюсь перед Богом такая,
какая я здесь с тобой, после этого разговору-то,
вот что страшно. Что у меня на уме-то!
Какой грех-то! страшно вымолвить!
Вот еще
какие земли есть! Каких-то, каких-то чудес на свете нет! А мы тут сидим, ничего не знаем. Еще хорошо, что добрые люди есть; нет-нет да и услышишь, что на белом свету делается; а то бы так дураками и померли.
Варвара.
Как ты смешно говоришь! Маленькая я, что ли!
Вот тебе первая примета:
как ты увидишь его, вся в лице переменишься.
Варвара. Ни за что, так, уму-разуму учит. Две недели в дороге будет, заглазное дело! Сама посуди! У нее сердце все изноет, что он на своей воле гуляет.
Вот она ему теперь и надает приказов, один другого грозней, да потом к образу поведет, побожиться заставит, что все так точно он и сделает,
как приказано.
Кабанов. Да не разлюбил; а с этакой-то неволи от
какой хочешь красавицы жены убежишь! Ты подумай то:
какой ни на есть, а я все-таки мужчина, всю-то жизнь
вот этак жить,
как ты видишь, так убежишь и от жены. Да
как знаю я теперича, что недели две никакой грозы надо мной не будет, кандалов этих на ногах нет, так до жены ли мне?
Вот и засядем шить с Варварой, и не увидим,
как время пройдет; а тут Тиша приедет.
Нет, матушка, оттого у вас тишина в городе, что многие люди,
вот хоть бы вас взять, добродетелями,
как цветами, украшаются; оттого все и делается прохладно и благочинно.
Феклуша. А я, мaтушка, так своими глазами видела. Конечно, другие от суеты не видят ничего, так он им машиной показывается, они машиной и называют, а я видела,
как он лапами-то
вот так (растопыривает пальцы) делает. Hу, и стон, которые люди хорошей жизни, так слышат.
Феклуша. Конечно, не мы, где нам заметить в суете-то! А
вот умные люди замечают, что у нас и время-то короче становится. Бывало, лето и зима-то тянутся-тянутся, не дождешься, когда кончатся; а нынче и не увидишь,
как пролетят. Дни-то, и часы все те же
как будто остались; а время-то, за наши грехи, все короче и короче делается.
Вот что умные-то люди говорят.
Вот оно,
какое сердце-то у меня!
Катерина. Погуляем. А там… (Задумывается.)…
как запрут на замок,
вот смерть! А не запрут, так уж найду случай повидаться с тобой!
Дико́й. Что ж ты, украдешь, что ли, у кого? Держите его! Этакой фальшивый мужичонка! С этим народом
какому надо быть человеку? Я уж не знаю. (Обращаясь к народу.) Да вы, проклятые, хоть кого в грех введете!
Вот не хотел нынче сердиться, а он,
как нарочно, рассердил-таки. Чтоб ему провалиться! (Сердито.) Перестал, что ль, дождик-то?
Кабанова. Ишь,
какие рацеи развел! Есть что послушать, уж нечего сказать!
Вот времена-то пришли, какие-то учители появились. Коли старик так рассуждает, чего уж от молодых-то требовать!
2-й. Уж ты помяни мое слово, что эта гроза даром не пройдет. Верно тебе говорю: потому знаю. Либо уж убьет кого-нибудь, либо дом сгорит;
вот увидишь: потому, смотри!
какой цвет необнакновенный!
Кабанов. Нет, постой! Уж на что еще хуже этого. Убить ее за это мало.
Вот маменька говорит: ее надо живую в землю закопать, чтоб она казнилась! А я ее люблю, мне ее жаль пальцем тронуть. Побил немножко, да и то маменька приказала. Жаль мне смотреть-то на нее, пойми ты это, Кулигин. Маменька ее поедом ест, а она,
как тень
какая, ходит, безответная. Только плачет да тает,
как воск.
Вот я и убиваюсь, глядя на нее.
Кабанов. Что ж мне, разорваться, что ли! Нет, говорят, своего-то ума. И, значит, живи век чужим. Я
вот возьму да последний-то,
какой есть, пропью; пусть маменька тогда со мной,
как с дураком, и нянчится.
Кабанов. Кто ее знает. Говорят, с Кудряшом с Ванькой убежала, и того также нигде не найдут. Уж это, Кулигин, надо прямо сказать, что от маменьки; потому стала ее тиранить и на замок запирать. «Не запирайте, говорит, хуже будет!»
Вот так и вышло. Что ж мне теперь делать, скажи ты мне! Научи ты меня,
как мне жить теперь! Дом мне опостылел, людей совестно, за дело возьмусь, руки отваливаются.
Вот теперь домой иду; на радость, что ль, иду?