Какие вещи — рублей пятьсот стоят. «Положите, говорит, завтра поутру в ее комнату
и не говорите, от кого». А ведь знает, плутишка, что я не утерплю — скажу. Я его просила посидеть, не остался; с каким-то иностранцем ездит, город ему показывает. Да ведь шут он, у него не разберешь, нарочно он или вправду. «Надо, говорит, этому иностранцу все замечательные трактирные заведения показать!» Хотел к нам привезти этого иностранца. (Взглянув в окно.) А вот и Мокий Парменыч! Не выходи, я лучше одна с ним потолкую.
Неточные совпадения
Вожеватов. Выдать-то выдала, да надо их спросить, сладко ли им жить-то. Старшую увез какой-то горец, кавказский князек. Вот потеха-то была… Как увидал, затрясся, заплакал даже — так две недели
и стоял подле нее, за кинжал держался да глазами сверкал, чтоб
не подходил никто. Женился
и уехал, да,
говорят,
не довез до Кавказа-то, зарезал на дороге от ревности. Другая тоже за какого-то иностранца вышла, а он после оказался совсем
не иностранец, а шулер.
Лариса. Так это еще хуже. Надо думать, о чем
говоришь. Болтайте с другими, если вам нравится, а со мной
говорите осторожнее. Разве вы
не видите, что положение мое очень серьезно? Каждое слово, которое я сама
говорю и которое я слышу, я чувствую. Я сделалась очень чутка
и впечатлительна.
Лариса. Стрелял
и, разумеется, сшиб стакан, но только побледнел немного. Сергей Сергеич
говорит: «Вы прекрасно стреляете, но вы побледнели, стреляя в мужчину
и человека вам
не близкого. Смотрите, я буду стрелять в девушку, которая для меня дороже всего на свете,
и не побледнею». Дает мне держать какую-то монету, равнодушно, с улыбкой, стреляет на таком же расстоянии
и выбивает ее.
Лариса. Вы
не ревновать ли? Нет, уж вы эти глупости оставьте. Это пошло, я
не переношу этого, я вам заранее
говорю.
Не бойтесь, я
не люблю
и не полюблю никого.
Паратов. Отец моей невесты — важный чиновный господин, старик строгий: он слышать
не может о цыганах, о кутежах
и о прочем; даже
не любит, кто много курит табаку. Тут уж надевай фрак
и parlez franзais! [
Говорите по-французски! (франц.)] Вот я теперь
и практикуюсь с Робинзоном. Только он, для важности, что ли, уж
не знаю, зовет меня «ля Серж», а
не просто «Серж». Умора!
Кнуров. Ничего тут нет похвального, напротив, это непохвально. Пожалуй, с своей точки зрения, он
не глуп: что он такое… кто его знает, кто на него обратит внимание! А теперь весь город заговорит про него, он влезает в лучшее общество, он позволяет себе приглашать меня на обед, например… Но вот что глупо: он
не подумал или
не захотел подумать, как
и чем ему жить с такой женой. Вот об чем
поговорить нам с вами следует.
Огудалова. Да уж я
не знаю, что
и говорить; мне одно осталось: слушать вас.
Робинзон. Какой народ! Удивляюсь. Везде поспеют; где только можно взять, все уж взято, непочатых мест нет. Ну,
не надо,
не нуждаюсь я в нем. Ты ему
не говори ничего, а то он подумает, что
и я хочу обмануть; а я горд.
Илья.
И, хорошо! Так хорошо,
не говори!
Вожеватов. Да
и не надо совсем,
и никто там
не говорит по-французски.
Лариса. Что вы
говорите! Я мужа своего, если уж
не любить, так хоть уважать должна; а как могу я уважать человека, который равнодушно сносит насмешки
и всевозможные оскорбления! Это дело кончено: он для меня
не существует. У меня один жених: это вы.
Лариса. Что вы
говорите! Разве вы забыли? Так я вам опять повторю все сначала. Я год страдала, год
не могла забыть вас, жизнь стала для меня пуста; я решилась наконец выйти замуж за Карандышева, чуть
не за первого встречного. Я думала, что семейные обязанности наполнят мою жизнь
и помирят меня с ней. Явились вы
и говорите: «Брось все, я твой». Разве это
не право? Я думала, что ваше слово искренне, что я его выстрадала.
Паратов. Это душевное состояние очень хорошо, я с вами
не спорю; но оно непродолжительно. Угар страстного увлечения скоро проходит, остаются цепи
и здравый рассудок, который
говорит, что этих цепей разорвать нельзя, что они неразрывны.
Карандышев. Она сама виновата: ее поступок заслуживал наказания. Я ей
говорил, что это за люди; наконец она сама могла, она имела время заметить разницу между мной
и ими. Да, она виновата, но судить ее, кроме меня, никто
не имеет права, а тем более оскорблять. Это уж мое дело; прощу я ее или нет; но защитником ее я обязан явиться. У ней нет ни братьев, ни близких; один я, только один я обязан вступиться за нее
и наказать оскорбителей. Где она?
— Понимаю (вы, впрочем, не утруждайте себя: если хотите, то много
и не говорите); понимаю, какие у вас вопросы в ходу: нравственные, что ли? вопросы гражданина и человека? А вы их побоку; зачем они вам теперь-то? Хе, хе! Затем, что все еще и гражданин и человек? А коли так, так и соваться не надо было; нечего не за свое дело браться. Ну, застрелитесь; что, аль не хочется?
— Друг мой, я готов за это тысячу раз просить у тебя прощения, ну и там за все, что ты на мне насчитываешь, за все эти годы твоего детства и так далее, но, cher enfant, что же из этого выйдет? Ты так умен, что не захочешь сам очутиться в таком глупом положении. Я уже
и не говорю о том, что даже до сей поры не совсем понимаю характер твоих упреков: в самом деле, в чем ты, собственно, меня обвиняешь? В том, что родился не Версиловым? Или нет? Ба! ты смеешься презрительно и махаешь руками, стало быть, нет?
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик
не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох
и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего
и говорить про губернаторов…
Анна Андреевна. Вот хорошо! а у меня глаза разве
не темные? самые темные. Какой вздор
говорит! Как же
не темные, когда я
и гадаю про себя всегда на трефовую даму?
— Анна Андреевна именно ожидала хорошей партии для своей дочери, а вот теперь такая судьба: именно так сделалось, как она хотела», —
и так, право, обрадовалась, что
не могла
говорить.
Осип.
Говорит: «Этак всякий приедет, обживется, задолжается, после
и выгнать нельзя. Я,
говорит, шутить
не буду, я прямо с жалобою, чтоб на съезжую да в тюрьму».
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем,
и говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая,
не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.