— Ну да, недавно приехал, жены лишился, человек поведения забубенного, и вдруг застрелился, и так скандально, что представить нельзя… оставил в своей записной книжке несколько слов, что он умирает в здравом рассудке и просит никого не
винить в его смерти. Этот деньги, говорят, имел. Вы как же изволите знать?
Это была смертельная послеродовая болезнь Александры Михайловны. Через несколько дней она умерла. Леонид Николаевич горько
винил в ее смерти берлинских врачей. Врачей в таких случаях всегда винят, но, судя по его рассказу, отношение врачей действительно было возмутительное. Новорожденного мальчика Данилу взяла к себе в Москву мать Александры Михайловны, а Леонид Николаевич со старшим мальчиком Димкою и своего матерью Настасьей Николаевной поселился на Капри, где в то время жил Горький.
И все следующие дни Ордынцев был хмур и нервен. Ему не работалось. Он читал только беллетристику. В душе он
винил в своем настроении Веру Дмитриевну, был скучен и более обычного холоден с нею. Глаза смотрели на нее с легким удивлением, как на незванно-пришедшую. Говоря с нею, он зевал.
Неточные совпадения
«Онегин, я тогда моложе, // Я лучше, кажется, была, // И я любила вас; и что же? // Что
в сердце вашем я нашла? // Какой ответ? одну суровость. // Не правда ль? Вам была не новость // Смиренной девочки любовь? // И нынче — Боже! — стынет кровь, // Как только вспомню взгляд холодный // И эту проповедь… Но вас // Я не
виню:
в тот страшный час // Вы поступили благородно, // Вы были правы предо мной. // Я благодарна всей душой…
— Я не знаю этого, — сухо ответила Дуня, — я слышала только какую-то очень странную историю, что этот Филипп был какой-то ипохондрик, какой-то домашний философ, люди говорили, «зачитался», и что удавился он более от насмешек, а не от побой господина Свидригайлова. А он при мне хорошо обходился с людьми, и люди его даже любили, хотя и действительно тоже
винили его
в смерти Филиппа.
— Вот, Петр Петрович, вы все Родиона
вините, а вы и сами об нем давеча неправду написали
в письме, — прибавила, ободрившись, Пульхерия Александровна.
Соглашаясь
в необходимости труда, она
винила себя первая за бездействие и чертила себе,
в недальнем будущем, образ простого, но действительного дела, завидуя пока Марфеньке
в том, что та приспособила свой досуг и свои руки к домашнему хозяйству и отчасти к деревне.
Таким образом, на этом поле пока и шла битва: обе соперницы как бы соперничали одна перед другой
в деликатности и терпении, и князь
в конце концов уже не знал, которой из них более удивляться, и, по обыкновению всех слабых, но нежных сердцем людей, кончил тем, что начал страдать и
винить во всем одного себя.