Незнамов. Господа, я мстить вам не буду, я не зверь. Я теперь ребенок. Я еще
не был ребенком. Да, я ребенок. (Падает на колени перед Кручининой.) Матушка! Мама, мама!
Неточные совпадения
Отрадина. Если ты спрашиваешь серьезно, так я тебе отвечу. Ты
не беспокойся: он нужды знать
не будет. Я
буду работать день и ночь, чтобы у него
было все, все, что ему нужно. Разве я могу допустить, чтоб он
был голоден или
не одет? Нет, у него
будут и книжки и игрушки, да, игрушки, дорогие игрушки. Чтобы все, что у других
детей, то и у него. Чем же он хуже? Чем он виноват? Ну, а
не в силах
буду работать, захвораю там, что ли… ну что ж, ну, я
не постыжусь для него… я
буду просить милостыню. (Плачет.)
Я бросилась к нему и увидала
ребенка уж без признаков жизни: передо мной
был посиневший труп; дыхания уже
не было, а только слышалось едва уловимое хрипение в горле.
Незнамов. Ну, так знайте же и
не расточайте ваших благодеяний так щедро,
будьте осторожнее! Вы хотели избавить меня от путешествия по этапу? Для чего вам это? Вы думаете, что оказали мне услугу? Нисколько. Мне эта прогулка знакома; меня этим
не удивишь! Я уж ходил по этапу чуть
не ребенком, и без всякой вины с моей стороны.
Галчиха. Думаю, куда его деть?.. Держать у себя — так еще
будут ли платить… сумлевалась. Уж запамятовала фамилию-то… муж с женой, только
детей бог
не дал. Вот сама-то и говорит: достань мне сиротку, я его вместо сына любить
буду. Я и отдала; много я с нее денег взяла… За воспитанье, говорю, мне за два года
не плочено, так заплати! Заплатила. Потом Григорью… как его… да, вспомнила, Григорью Львовичу и сказываю: так и так, мол, отдала. И хорошо, говорит, и без хлопот. Еще мне же зелененькую пожаловал.
Кручинина. Ничего
не известно, никто
не знает. У кого только можно
было спросить, я спрашивала. Некоторые помнят, что действительно
были какие-то приезжие купцы или мещане, а кто говорит, что и господа, что взяли
ребенка и уехали; а куда — никто
не знает. Так и следов
не осталось.
Незнамов. У ней
не было других
детей?
Она имела всю прелесть и свежесть молодости, но
не была ребенком, и если любила его, то любила сознательно, как должна любить женщина: это было одно.
— Александра Петровна Синицкая, — ты, кажется, ее должен был здесь встретить недели три тому, — представь, она третьего дня вдруг мне, на мое веселое замечание, что если я теперь женюсь, то по крайней мере могу быть спокоен, что
не будет детей, — вдруг она мне и даже с этакою злостью: «Напротив, у вас-то и будут, у таких-то, как вы, и бывают непременно, с первого даже года пойдут, увидите».
— Если же я и отдам, то одно, что могу сказать, это то, что всё остальное будет их, так как едва ли я женюсь, а если женюсь, то
не будет детей… так что…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как
дитя какое-нибудь трехлетнее.
Не похоже,
не похоже, совершенно
не похоже на то, чтобы ей
было восемнадцать лет. Я
не знаю, когда ты
будешь благоразумнее, когда ты
будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты
будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Слесарша. Милости прошу: на городничего челом бью! Пошли ему бог всякое зло! Чтоб ни
детям его, ни ему, мошеннику, ни дядьям, ни теткам его ни в чем никакого прибытку
не было!
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то
дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. //
Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!
Кутейкин. Из ученых, ваше высокородие! Семинарии здешния епархии. Ходил до риторики, да, Богу изволившу, назад воротился. Подавал в консисторию челобитье, в котором прописал: «Такой-то де семинарист, из церковничьих
детей, убоялся бездны премудрости, просит от нея об увольнении». На что и милостивая резолюция вскоре воспоследовала, с отметкою: «Такого-то де семинариста от всякого учения уволить: писано бо
есть,
не мечите бисера пред свиниями, да
не попрут его ногами».
Г-жа Простакова (увидя Кутейкина и Цыфиркина). Вот и учители! Митрофанушка мой ни днем, ни ночью покою
не имеет. Свое
дитя хвалить дурно, а куда
не бессчастна
будет та, которую приведет Бог
быть его женою.