Неточные совпадения
Утром, только что встала с постели Дуня, стала торопить Дарью Сергевну, скорей бы сряжалась ехать вместе с ней на Почайну. Собрались, но дверь широко распахнулась, и с
радостным, светлым лицом вошла Аграфена Петровна с детьми. Веселой, но спокойной улыбкой сияла она. Вмиг белоснежные руки Дуни обвились вокруг шеи сердечного друга. Ни
слов, ни приветов, одни поцелуи да сладкие слезы свиданья.
Рад был такой чести Марко Данилыч; не веря глазам, бегом он выбежал из дома встречать знатную, почетную гостью и
слов придумать не мог, как благодарить ее. Только что вошла в комнаты Марья Ивановна, вбежала
радостная Дуня и со слезами кинулась в объятия нежданной гостьи.
На другой день только что проснулась Аграфена Петровна и стала было одеваться, чтоб идти к Сивковым, распахнулись двери и вбежала Дуня. С плачем и рыданьями бросилась она в объятия давней любимой подруги, сердечного друга своего Груни. Несколько минут прошло, ни та, ни другая
слова не могли промолвить. Только
радостный плач раздавался по горенке.
Слов у него недоставало, зато
радостные слезы красно́ говорили.
Неточные совпадения
— А! княгиня, каково! — сияя
радостной улыбкой, сказал Степан Аркадьич, вдруг появившийся в середине толпы. — Неправда ли, славно, тепло сказал? Браво! И Сергей Иваныч! Вот вы бы сказали от себя так — несколько
слов, знаете, ободрение; вы так это хорошо, — прибавил он с нежной, уважительной и осторожной улыбкой, слегка за руку подвигая Сергея Ивановича.
С этим
словом она встала и вошла в крытую аллею, а Марья Ивановна возвратилась к Анне Власьевне, исполненная
радостной надежды.
— Да, да, — в
радостном трепете говорил он, — и ответом будет взгляд стыдливого согласия… Она не скажет ни
слова, она вспыхнет, улыбнется до дна души, потом взгляд ее наполнится слезами…
Он не спал всю ночь и, как это случается со многими и многими, читающими Евангелие, в первый раз, читая, понимал во всем их значении
слова, много раз читанные и незамеченные. Как губка воду, он впитывал в себя то нужное, важное и
радостное, что открывалось ему в этой книге. И всё, что он читал, казалось ему знакомо, казалось, подтверждало, приводило в сознание то, что он знал уже давно, прежде, но не сознавал вполне и не верил. Теперь же он сознавал и верил.
— О, как мало знают те, которые никогда не любили! Мне кажется, никто еще не описал верно любви, и едва ли можно описать это нежное,
радостное, мучительное чувство, и кто испытал его хоть раз, тот не станет передавать его на
словах. К чему предисловия, описания? К чему ненужное красноречие? Любовь моя безгранична… Прошу, умоляю вас, — выговорил наконец Старцев, — будьте моей женой!