Переночевав в губернаторском доме, Александрина на другой день рано утром уехала обратно в Шестово. Уезжая, она знала, что унесла из номера, отравив свою тетку, княжна Маргарита. Первым делом Александры Яковлевны,
по приезде в имение, было занять будуар и спальню покойной княгини, поместив в соседней комнате состоявшую при ней горничную, из молодых шестовских крестьянок. Затем, согласно просьбе Гиршфельда, она стала терпеливо ожидать его приезда.
Неточные совпадения
В тридцати верстах от него находилось богатое поместие князя Верейского. Князь долгое время находился
в чужих краях, всем
имением его управлял отставной майор, и никакого сношения не существовало между Покровским и Арбатовым. Но
в конце мая месяца князь возвратился из-за границы и приехал
в свою деревню, которой отроду еще не видал. Привыкнув к рассеянности, он не мог вынести уединения и на третий день
по своем
приезде отправился обедать к Троекурову, с которым был некогда знаком.
Проснувшись на другой день поутру, Иосаф с какой-то суетливостью собрал все свои деньжонки, положил их
в прошение Костыревой и, придя
в Приказ, до
приезда еще присутствующих, сам незаконно пометил его, сдал сейчас же
в стол, сам написал
по нем доклад,
в котором, прямо определяя — продажу Костыревой разрешить и аукцион на ее
имение приостановить, подсунул было это вместе с прочими докладами члену для подписи, а сам, заметно взволнованный, все время оставался
в присутствии и не уходил оттуда.
В Москве дело
по залогу
имения Луганского затянулось месяца на два, а когда день выдачи ссуды уже был назначен, вдруг из г. В-ны получена была на имя банка телеграмма Василия Васильевича, которой он просил банк приостановиться выдачею ссуды до его
приезда. Узнав об этом, Николай Леопольдович был положительно ошеломлен. Он не мог понять, как Луганский мог очутиться
в В-не.
«Сумасшедший князь» — кличка эта оставалась за князем Луговым со времени его отъезда, — действительно вел себя там,
по мнению большинства, более чем странно.
По приезде в Луговое, как сообщали добровольцы-корреспонденты, он повел совершенно замкнутую жизнь, один только раз был
в Тамбове у архиерея, которому предъявил разрешение Святейшего Синода на постройку двух церквей: одну
в своем
имении Луговом, а другую
в имении Сергея Семеновича Зиновьева — Зиновьеве.
Вскоре
по приезде в Париж Савину прислали крупную сумму денег, вырученную от продажи одного из его
имений.