Неточные совпадения
«И
то еще я замечал, — говорил он, — что пенсионная, выйдя замуж, рано ли поздно, хахаля заведет себе, а не
то и двух, а котора у мастерицы была в обученье, дура-то дурой окажется, да к
тому же и злобы много накопит в себе…» А Макрина тотчáс ему на
те речи: «С мужьями у таких жен, сколько я их ни видывала, ладов не бывает: взбалмошны, непокорливы, что ни день,
то в дому содом да драна грамота, и таким женам много от супружеских кулаков достается…» Наговорившись с Марком Данилычем
о таких женах и девицах, Макрина ровно обрывала свои россказни, заводила речь
о стороннем, а дня через два опять, бывало,
поведет прежние речи…
— Хозяин плывет! — мимоходом молвил лоцману Василий Фадеев.
Тот бегом в казенку на второй барже и там наскоро вздел красну рубаху, чтоб достойным образом встретить впервые приехавшего на караван такого хозяина, что любит хороший порядок, любит его во всем от мала до велика. Пробегая к казенке, лоцман
повестил проходившего мимо водолива
о приезде хозяина, и тотчас на всех восьми баржах смолокуровского каравана раздались голоса...
В
тот же день вечером Веденеев, сидя за чайным столом у Дорониных, рассказал, как собирал он
вести про Петра Степаныча. Много шутили, много смеялись над
тем, как провел он старого Самоквасова, но не могли придумать, зачем понадобилось Петру Степанычу ехать в скиты за Волгу. При Лизе с Наташей Веденеев смолчал
о Фленушке, но, улучив время, сказал
о том и Зиновью Алексеичу, и Татьяне Андревне. Зиновий Алексеич улыбнулся, а Татьяна Андревна начала ворчать...
Когда же Татьяна Андревна передала Аграфене Петровне
вести, принесенные Веденеевым, и помянула про Фленушку,
та виду не подала и ни словечка
о том Дуне не молвила.
Она хвалила Дуню за ее доброту,
о которой знала от Дарьи Сергевны, и за
то, что
ведет она жизнь тихую, скромную, уединенную, не увлекается суетными мирскими забавами.
Составился вокруг порожнего ведерка сход, и на
том сходе решено было завтра же ехать старосте в волость, объявить там
о добровольной явке из бегов пропадавшего без
вести крестьянина Герасима Чубалова, внести его в списки и затем взыскать с него переплаченные обществом за него и за семейство его подати и повинности, а по взыскании
тех денег пропить их, не откладывая, в первое же после
того взыска воскресенье.
— Не
о том речь
веду, сударыня, — возразил Марко Данилыч. — Тут главная причина в
том, что будет ей оченно зазорно, ежели с простыми девками она станет водиться. Не знаете вы, что за народ у нас в городу живет. Как раз наплетут
того, что и во сне не виделось никому.
Меж
тем гроза миновалась, перестал и дождик. Рассеянные тучки быстро неслись по́ небу, лишь изредка застилая полный месяц. Скоро и тучки сбежали с неба, стало совсем светло… Дарья Сергевна
велела Василью Фадееву лошадей запрягать. Как ни уговаривала ее Аграфена Ивановна остаться до утра, как ни упрашивали ее
о том и Аннушка с Даренушкой, она не осталась. Хотелось ей скорей домой воротиться и обо всем, что узнала, рассказать Марку Данилычу.
И каждый
о том же
повещал встречного и поперечного, и все опрометью бежали под гору — каждому было лестно поглядеть, как пришибло спесивого миллионщика.
Дарья Сергевна писала Прожженному, что Марко Данилыч вдруг заболел и
велел ему, оставя дела, сейчас же ехать домой с деньгами и счетами. Не помянула она, по совету Патапа Максимыча, что Марку Данилычу удар приключился. «Ежель
о том узнает он, — говорил Чапурин, — деньги-то под ноготок, а сам мах чрез тын, и поминай его как звали». В
тот же вечер поехала за Дуней и Аграфена Петровна.
— Знаю, что кондрашка тебя прихватил, еще на Унже пали мне
о том вести, — говорил меж
тем Корней Прожженный. — Что, язык-то не двигается?.. Ну да ничего — ты молчи, ваше степенство, а говорить я стану с тобой. Было время — быком ревел, на нашего даже брата медведем рычал, а теперь, видно, что у слепого кутенка, не стало ни гласа, ни послушания.
…Приходилось Асафу караулить деревню под самый Михайлов день, и
о том повестил он друзей своих, приятелей.
О Марье Ивановне имеются самые достоверные сведения, якобы и она взята и неизвестно где заключена, — сказывают, в каком-то монастыре, где-то очень далеко; слышал я
о том в консистории, а там сии
вести идут от самого владыки, стало быть, совершенно верны.
В течение рассказа Чертопханов сидел лицом к окну и курил трубку из длинного чубука; а Перфишка стоял на пороге двери, заложив руки за спину и, почтительно взирая на затылок своего господина, слушал
повесть о том, как после многих тщетных попыток и разъездов Пантелей Еремеич наконец попал в Ромны на ярмарку, уже один, без жида Лейбы, который, по слабости характера, не вытерпел и бежал от него; как на пятый день, уже собираясь уехать, он в последний раз пошел по рядам телег и вдруг увидал, между тремя другими лошадьми, привязанного к хребтуку, — увидал Малек-Аделя!
Неточные совпадения
Простаков. От которого она и на
тот свет пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь; а как несколько уже лет не было
о нем ни слуху, ни
вести,
то мы и считаем его покойником. Мы, видя, что она осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Г-жа Простакова. Полно, братец,
о свиньях —
то начинать. Поговорим-ка лучше
о нашем горе. (К Правдину.) Вот, батюшка! Бог
велел нам взять на свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с
того света дядюшки пишут. Сделай милость, мой батюшка, потрудись, прочти всем нам вслух.
Вести о «глуповском нелепом и смеха достойном смятении» достигли наконец и до начальства. Велено было «беспутную оную Клемантинку, сыскав, представить, а которые есть у нее сообщники,
то и
тех, сыскав, представить же, а глуповцам крепко-накрепко наказать, дабы неповинных граждан в реке занапрасно не утапливали и с раската звериным обычаем не сбрасывали». Но известия
о назначении нового градоначальника все еще не получалось.
Грустилов присутствовал на костюмированном балу (в
то время у глуповцев была каждый день масленица), когда
весть о бедствии, угрожавшем Глупову, дошла до него.
Когда же Помпадурша была,"за слабое держание некоторой тайности", сослана в монастырь и пострижена под именем инокини Нимфодоры,
то он первый бросил в нее камнем и написал"
Повесть о некоторой многолюбивой жене", в которой делал очень ясные намеки на прежнюю свою благодетельницу.