Неточные совпадения
— Зачем певицу? Брать так уж пяток либо полдюжину. Надо, чтоб и пение, и служба вся были как следует, по чину, по уставу, — сказал Смолокуров. — Дунюшки ради хоть целый скит приволоку́,
денег не пожалею… Хорошо бы старца какого ни на есть, да где его сыщешь? Шатаются, шут их возьми, волочатся из деревни в деревню — шатуны, так шатуны и есть… Нечего делать, и со старочкой, Бог
даст, попразднуем… Только вот беда, знакомства-то у меня большого нет на Керженце. Послать-то
не знаю к кому.
— Говорю им, обождите немножко, вот, мол, хозяин подъедет, без хозяина, говорю, я
не могу вам расчетов
дать, да и
денег при мне столько
не имеется, чтобы всех ублаготворить… И слушать
не хотят-с… Вечор даже бунта чуть
не подняли, насилу улестил их, чтобы хоть до сегодняшнего-то дня обождали.
— Фадеев!
Денег никому
не давать!.. Погодите вы у меня, разбойники!.. Я с вами расправлюсь, с мошенниками!.. Сейчас же привезу водяного.
— Мудрено, брат, придумал, — засмеялся приказчик. — Ну, выдам я тебе пачпорт, отпущу, как же деньги-то твои добуду?.. Хозяин-то ведь, чать, расписку тоже спросит с меня. У него, брат,
не как у других — без расписок ни единому человеку медной полушки
не велит
давать, а за всякий прочет, ежели случится, с меня вычитает… Нет, Сидорка, про то
не моги и думать.
— Эх, горе-то какое! — вздохнул Сидорка. — Ну ин вот что: сапоги-то, что я в Казани купил, три целкача
дал, вовсе
не хожены. Возьми ты их за пачпорт, а
деньги, ну их к бесу — пропадай они совсем, подавись ими кровопийца окаянный, чтоб ему ни дна, ни покрышки.
— Помилосердуй, Василий Фадеич, — слезно молил он, стоя на пороге у притолоки. — Плат бумажный
дам на придачу. Больше, ей-Богу, нет у меня ничего… И рад бы что
дать, да нечего, родной… При случае встретились бы где, угостил бы я тебя и деньжонок аль чего-нибудь еще
дал бы… Мне бы только на волю-то выйти, тотчас раздобудусь
деньгами. У меня тут купцы знакомые на ярманке есть, седни же найду работу…
Не оставь, Василий Фадеич, Христом Богом прошу тебя.
— По-моему, никаких бы взысканий по векселям
не делать, — сказал Веденеев. — Коли
деньги даете, так знайте кому. Верьте только надежному человеку.
— Цен еще
не обнаружилось, — преспокойно ответил Марко Данилыч, уписывая за обе щеки поросенка под хреном и сметаной. — Надо полагать, маленько поднимутся. Теперь могу тебе рубль восемь гривен
дать… Пожалуй, еще гривенку накину.
Денег половину сейчас на стол, останная к Рождеству. По рукам, что ли?
И,
не слушая Меркулова, пошел вон из номера. Исходил он все коридоры, перебудил много народа, но, чего искал, того
не достал. И бранился с половыми, и лаской говорил им, и
денег давал — ничего
не мог поделать. Вспомнил, что в номере у него едва початая бутылка рейнвейна. И то хорошо, на безрыбье и рак рыба.
Не до старосты было тогда Герасиму,
не до мирской копейки; ни слова
не молвя,
дал денег на другое ведро и попросил старосту мир-народ угостить.
— Видно, что надо будет разойтись, — равнодушно проговорил Марко Данилыч и при этом зевнул с потяготой, — со скуки ли, от истомы ли — кто его знает. — Пошли тебе Господи тороватых да слепых покупателей, чтобы полторы тысячи тебе за все за это
дали, а я
денег зря кидать
не хочу.
Ругает мысленно Марко Данилыч Веденеева за его несговорчивость, злобится на Орошина, что того и гляди выхватит он у него из рук выгодное дело, такое, какого на Гребновской никогда еще
не бывало, а пуще всего свирепеет на Седова, на Сусалина и других рыбников, что
не дали ему столько
денег, на сколько подписались.
—
Не дам, — сказал Смолокуров и, вставши с нар, взялся за картуз. — Дела, видно, нам с тобой
не сделать, Махметушка, — прибавил он. — Вот тебе последнее мое слово — восемьсот целковых,
не то прощай. Согласен —
деньги сейчас,
не хочешь, как хочешь… Прощай.
Выдал Марко Данилыч
деньги, а вишневку обещал принести на другой день. Субханкулов
дал расписку. Было в ней писано, что ежели Субханкулову
не удастся Мокея Данилова выкупить, то повинен он на будущей ярманке
деньги Марку Данилычу отдать обратно. К маклеру пошли для перевода расписки на русский язык и для записки в книгу.
— Ладно, потолкуем с Васильем Фадеевым, — сказал Патап Максимыч, — а работникам, наперед говорю вам,
не дам своевольничать. Нá этот счет у меня ухо держи востро, терпеть
не могу потачек да поблажек. Будьте, матушка, спокойны, вздорить у меня
не станут, управлюсь. Поговоря с приказчиком,
деньги кому следует отдам, а ежели кто забунтует, усмирю. В городу-то у вас начальство тоже ведь, чай, есть?
С того часу как приехал Чапурин, в безначальном до того доме Марка Данилыча все само собой в порядок пришло. По прядильням и на пристани пошел слух, что заправлять делами приехал
не то сродник,
не то приятель хозяина, что
денег у него куры
не клюют, а своевольничать
не даст никому и подумать. И все присмирело, каждый за своим делом, а дело в руках так и горит. Еще никто в глаза
не видал Патапа Максимыча, а властная его рука уже чуялась.
— Так уж, пожалуйста. Я вполне надеюсь, — сказал отец Прохор. — А у Сивковых как будет вам угодно — к батюшке ли напишите, чтобы кто-нибудь приезжал за вами, или одни поезжайте. Сивковы
дадут старушку проводить — сродница ихняя живет у них в доме, добрая, угодливая, Акулиной Егоровной зовут. Дорожное дело знакомо ей — всю, почитай, Россию
не раз изъездила из конца в конец по богомольям. У Сивковых и к дороге сготовитесь, надо ведь вам белья, платья купить. Деньги-то у вас есть на покупку и на дорогу?
А Алексей в те поры Бога еще
не забывал, родителям был покорен и
деньги, что
давал ему своею щедрою рукой Патап Максимыч, в дом приносил.
Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного
не пощадит для словца, и
деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне
дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня
денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А
деньги сунь, отвалится, // Ни
дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока
не пустит по миру, //
Не отойдя сосет!
Нет хлеба — у кого-нибудь // Попросит, а за соль //
Дать надо
деньги чистые, // А их по всей вахлачине, // Сгоняемой на барщину, // По году гроша
не было!
Он уж подумывал,
не лучше ли ему самому воспользоваться
деньгами, явившись к толстомясой немке с повинною, как вдруг неожиданное обстоятельство
дало делу совершенно новый оборот.
Ему так хорошо удалось уговорить брата и
дать ему взаймы
денег на поездку,
не раздражая его, что в этом отношении он был собой доволен.