Неточные совпадения
Где воспитывалась
принцесса Августа и где она находилась до 1785 года, то есть до сорокалетнего возраста, мы не
знаем [В статье г. Самгина («Современная летопись» 1865 г. № 13) сказано, что бабушке его, г-же Головиной, инокиня Досифея, в минуту откровенности, взяв с нее предварительно клятву, что она до смерти ее никому не расскажет, что услышит, сказала следующее...
Что они говорили между собой, не
знаем, но известно, что женщина, жившая в разных городах Европы под разными именами и выдававшая себя то за немку, то за француженку, теперь, в Париже, стала выдавать себя за русскую и сделалась известною под именем «
принцессы Владимирской» (princesse de Volodimir).
Нелепость этой сказки, имеющей следы польского происхождения, была бы очевидна для всякого русского, знающего, что никаких князей Владимирских с XIV столетия не бывало, но во Франции, где об России, ее истории и внутренней жизни
знали не больше, как о каком-нибудь персидском или другом азиатском государстве, слухи о Владимирской
принцессе не могли казаться нелепыми, особенно если их поддерживали если не сам польский посланник, Михаил Огинский, то такие польские знаменитости, как, например, княгиня Сангушко.
Князь Лимбург, прочитав письмо Огинского и
зная, что без денег любезная его не может достигнуть осуществления своих замыслов, сильно поколебался. В то же время немецкие газеты извещали, что счастие, доселе благоприятствовавшее союзнику
принцессы, Пугачеву, изменило ему. Бибиков успешно подавил мятеж, Оренбург был освобожден, Яицкий Городок занят верными императрице войсками, и Пугачев, как писали, совершенно разбит.
Нельзя думать, чтобы все эти люди
знали о самозванстве
принцессы и таким образом сознательно участвовали в обмане.
Принцесса, жадно ловившая все газетные новости,
знала, конечно, о разглашавшейся поддержке Пугачева турками.
«
Принцесса Елизавета всероссийская желает
знать: чью сторону примете вы, граф, при настоящих обстоятельствах?
Видя отечество разоренным войной, которая с каждым днем усиливается, а если и прекратится, то разве на самое короткое время, внимая мольбам многочисленных приверженцев, страдающих под тяжким игом,
принцесса, приступая к своему делу, руководится не одним своим правом, но и стремлениями чувствительного сердца. Она желала бы
знать: примете ли вы, граф, участие в ее предприятии.
Он, по собственным словам его [«Донесение императрице Екатерине графа Алексея Орлова» от 27 сентября 1774 г.], до тех пор будто бы не
знал, что существуют на свете дети, рожденные императрицей Елизаветой от законного брака, и не имел ни малейшего понятия о «всклепавшей на себя имя»
принцессы Елизаветы.
«Если я не скоро явлюсь в Петербурге, это будет ваша ошибка, граф», — прибавила
принцесса и просила его прислать кого-нибудь в Кобленц, где посланный
узнает ее адрес.
Вероятно, в это время
принцесса Владимирская уже
знала, что названный ее «братец» 10 января (ст. ст.) сложил буйную свою голову в Москве на Болоте.
Орлов не поляк, не англичанин, не кардинал, он лучше ее самой
знал партии, существовавшие тогда в России, ему надобно было называть имена, а кого бы назвала
принцесса?
Орлов отвечал, что и сам не
знает, на сколько времени задержит его в Ливорно неприятное дело и долго ли будет он лишен удовольствия находиться в обществе обворожительной
принцессы.
До тех пор
принцесса не теряла надежды на освобождение, пока не
узнала, что эскадра поднимает якори, чтоб идти в Балтийское море.
О судьбе обманутой им
принцессы он, по всей вероятности, не
знал ничего верного, и когда через одиннадцать лет после того, как он захватил ее в Ливорно, в Ивановском монастыре помещена была настоящая княжна Тараканова, граф Алексей Орлов, как говорит предание, никогда не ездил мимо этого монастыря, полагая, что там томится в заключении его жертва, некогда любившая его страстно, предавшаяся ему беззаветно и так ужасно обманутая его притворною любовью.
«Иностранная дама» (так называет Доманский
принцессу),
узнав из газет, что князь Радзивил намеревается отправиться в Константинополь, приехала в Венецию, чтобы под его покровительством отправиться туда же.
Императрица не могла удовольствоваться одним романом захваченной пленницы, ей нужно было
знать имена недоброжелателей, хотевших в лице мнимой
принцессы создать одно из политических затруднений ее царствования.
Взятым вместе с
принцессой князь Голицын, по воле императрицы, объявил, что из показаний их ясно обнаружилось, что они
знали не только замыслы самозванки, но и самих зачинщиков ее замыслов.
Ничего не
знали, что случилось с
принцессой Владимирскою, ее друзья в Париже, в Трире, в Оберштейне.
О спутниках
принцессы 13 января 1776 года в тайной экспедиции фельдмаршалом князем Голицыным и генерал-прокурором князем Вяземским постановлен был следующий приговор: «Принимая во уважение, что нельзя доказать участие Чарномского и Доманского в преступных замыслах самозванки, ни в чем не сознавшейся, что они оставались при ней скорее по легкомыслию и не
зная намерений обманщицы, к тому же Доманский был увлечен и страстью к ней, положено следствие об обоих прекратить.
Правду сказал барон Сакен, донося польскому правительству: «мне из верных источников известно, и я положительно
знаю, что смерть сумасшедшей, так называемой
принцессы Елизаветы, последовала совершенно естественно, но, вероятно, это не помешает распространению разных слухов».
Неточные совпадения
— Как жалко, что вы так много
знаете ненужного вам, — сказала ему Нехаева с досадой и снова обратилась к младшему Самгину, расхваливая «
Принцессу Грезу» Ростана.
До самого утра этаким манером гарцевали, а потом наши господа отобрали себе по
принцессе и нас из избы по шеям; я порядки эти ихние в тонкости
знаю, а когда играл на губах, одну бутылочку с финшалпалом в пазуху спрятал.
— А ведь я
знал, что эта не солжет, — снова уже серьезно проговорил Иван Петрович, обращаясь ко всем вместе и ни к кому в особенности. — Не солжет, — повторил он задумчиво и, подняв пальцами мой подбородок, добавил ласково: — Такие глаза лгать не могут, не умеют… Правдивые глаза! Чистые по мысли! Спасибо, княжна, спасибо,
принцесса Горийская, что не надула старого друга!
— Я пришла сюда, чтобы научиться искусству, которое я люблю всем сердцем, всем существом моим… Не
знаю, что выйдет из меня: актриса или бездарность, но… какая-то огромная сила владеет мною… Что-то поднимает меня от земли и носит вихрем, когда я читаю стихи в лесу, в поле, у озера или просто так, дома… В моих мечтах я создала замок Трумвиль, в котором была я
принцессой Брандегильдой, а мой муж рыцарем Трумвилем… А мой маленький принц, мой ребенок…
Валя жалел бедную русалочку, которая так любила красивого принца, что пожертвовала для него и сестрами, и глубоким, спокойным океаном; а принц не
знал про эту любовь, потому что русалка была немая, и женился на веселой
принцессе; и был праздник, на корабле играла музыка, и окна его были освещены, когда русалочка бросилась в темные волны, чтобы умереть.