Неточные совпадения
В 1744 году Разумовский викарием Римской империи, курфирстом саксонским, был возведен в графское Римской империи достоинство,
а через два месяца после того Елизавета Петровна возвела его в
графы Российской империи.
В этот день новопожалованный
граф и обвенчался с Елизаветой Петровной в Москве в церкви Воскресения в Барашах, что на Покровской улице [Одни говорят, что брак Елизаветы был совершен 15 июля 1748,
а другие относят его к 1750 году.
Его тотчас же отправили в армию,
а место его заступил Иван Иванович Шувалов, брат
графа Петра Ивановича [Бантыш-Каменский.
Ясно, что в рассказе г-жи Головиной разумеется не княжна Тараканова,
а самозванка, называвшая себя принцессой Владимирскою, взятая на Ливорнском рейде
графом Алексеем Орловым и умершая в Петропавловской крепости.
Впоследствии, когда она была уже привезена в Петропавловскую крепость и фельдмаршалом князем Голицыным производилось о ней следствие, английский посланник сказывал в Москве Екатерине, что она родом из Праги, дочь тамошнего трактирщика,
а консул английский в Ливорно, сэр Дик, помогший
графу Орлову-Чесменскому взять самозванку, уверял, что она дочь нюрнбергского булочника.
В то самое время, как Огинский получил известие, что в Петербурге раздел Польши решен,
а в Фокшаны послан
граф Григорий Орлов для ведения с турками мирных переговоров, в Париже явилась г-жа Тремуйль, сопровождаемая бароном Шенком.
Оба Разумовские были только
графами,
а не князьями.
Видя отечество разоренным войной, которая с каждым днем усиливается,
а если и прекратится, то разве на самое короткое время, внимая мольбам многочисленных приверженцев, страдающих под тяжким игом, принцесса, приступая к своему делу, руководится не одним своим правом, но и стремлениями чувствительного сердца. Она желала бы знать: примете ли вы,
граф, участие в ее предприятии.
Получил еще в 1763 г.
граф Билау Александровскую ленту, но не как англичанин,
а как камергер двора Брауншвейг-Люнебургс ко го.].
К этому
граф Орлов прибавил: «
А случилось мне расспрашивать одного майора, который послан был от меня в Черную Гору и проезжал Рагузы и дни два в оных останавливался, и он там видел князя Радзивила и сказывал, что она еще в Рагузах, где как Радзивилу, так и оной женщине великую честь отдавали и звали его, чтоб он шел на поклон, но оный, услышав такое всклепанное имя, поопасся идти к злодейке, сказав притом, что эта женщина плутовка и обманщица,
а сам старался из оных мест уехать, чтобы не подвергнуть себя опасности».
Принцесса с нетерпением ожидала в Рагузе ответов от султана и от
графа Орлова, еще довольно дружно живя с Радзивилом и французскими офицерами,
а также с консулами французским и неаполитанским. Наскучив ждать, она 11 сентября написала новое письмо к султану, стараясь отклонить его от утверждения мирного договора, еще не ратификованного, и прося о немедленной присылке фирмана на проезд в Константинополь.
В заключение она сказала, что месяца через полтора она ожидает получения значительных сумм,
а до тех пор просит снабдить ее 2000 червонцев на поездку, так как скорое свидание с
графом в Пизе она считает необходимым.
Впрочем,
граф Алексей Григорьевич тотчас же донес об этом письме императрице: «У нее есть и моей руки письмо на немецком языке, — писал он, — только без подписания имени моего, что я постараюсь выйти из-под караула,
а после могу спасти ее».
Во время корабельных маневров, отойдя незаметно от принцессы вместе с дамами и Грейгом,
граф Орлов приказал арестовать свою любезную вместе с ее свитой,
а для уверенности обманутой в истине роли, которую теперь разыгрывал, и Христенека, остававшегося на ее глазах.
Во время плавания до английских берегов принцесса развлекалась в своем невольном уединении чтением книг, доставленных столь заботливым о ней
графом,
а потом, когда поняла свою участь, пришла в отчаяние и уже не брала книг в руки.
Вскоре по отплытии русской эскадры от итальянских берегов разнесся в Тоскане слух, распространившийся потом и по всей Европе, будто она отправилась в Бордо, и в то время, как находилась во французских водах,
граф Алексей Григорьевич собственноручно умертвил принцессу Елизавету. Это еще более усилило раздражение итальянцев против гостившего еще у них Орлова. Но слух был несправедлив:
графа Орлова вовсе не было ни в Бордо, ни на эскадре,
а принцесса, хотя и сильно больная, 11 мая была привезена в Кронштадт.
Он умолчал и о том, что взятая в Пизе переписка конфедерации принадлежит ему,
а не самозванке, и что
граф Потоцкий писал к нему 6 января 1775 года о возвращении вверенной ему переписки конфедерации с турецкими властями.
Из того же письма было видно, что один из приложенных конвертов я должна была лично передать султану,
а другой отослать в Ливорно к
графу Алексею Григорьевичу Орлову.
Я сняла с этих бумаг копии,
а конверт запечатала своею печатью и послала в Ливорно к
графу.
При сильной пушечной пальбе начались маневры, и я засмотрелась на них; в это время
граф Орлов отошел от меня,
а незнакомый офицер, подойдя ко мне, объявил, что я арестована.
А к
графу Орлову послала я бумаги, с одной стороны, думая, не узнаю ли я вследствие того чего-нибудь о своих родителях,
а с другой стороны, чтоб обратить внимание
графа на происки, которые, как мне казалось, ведутся из России.
Обо мне часто судили ложно,
а теперь упрекают в хитрости и во лжи, но как же согласить это с тем, что я так слепо отдалась
графу Орлову?